Война как социальное явление как форма борьбы за существование человека.

Насилие как орудие насилия и убийства. Искусство войны как средство достижения свободы. Война есть более или менее длительное состояние острого конфликта между двумя и более человеческими обществами (Война внешняя) или значительными частями—чаще всего классами—одного и того же общества (Война гражданская), разрешаемое при помощи организованного насилия (обычно с применением оружия).

Война как социальное явление как форма борьбы за существование человека.

Случайные и эпизодические столкновения, какие могут произойти между первобытными племенами или другими группами первобытных людей, встречающимися в поисках пищи или воды у реки или в лесу, не могут считаться войнами.

Войны появляются на позднейшей стадии развития, когда человеческое общество само более организовано, когда оно уже обладает материальными средствами для организованного, т. е. длительного и планового, насилия и когда у него появляются поводы вступать в длительные конфликты с другими. Иными словами, война предполагает наличие организованной и сознательной воли общества (или части общества) к пользованию насилием как орудием для осуществления определенных задач.

В бесклассовых обществах или в обществах со слабым классовым строением (племенах и родах) эта воля, действительно, может быть коллективной волей всех его членов; в классовых же обществах или государствах она является волей класса, стоящего во главе общества и подчиняющего себе остальные классы методами принуждения или убеждения. В первом случае война будет орудием осуществления задач всего общества, во втором—орудием осуществления задач господствующего класса, выступающего от имени общества и отождествляющего общество с собой.

Поскольку сознательное и систематическое стремление общества или класса к осуществлению определенных задач есть то, что именуется политикой, войну можно определить, вслед за Клаузевицем, как орудие осуществления политики, как «продолжение политики другими средствами», с той существенной оговоркой, что под словом «политика» следует понимать, в первую очередь, не столько внешнюю, сколько внутреннюю политику, т. е. политику, определяемую внутренними условиями, в отношении которой внешняя политика сама является лишь продолжением.

Т. о., война является не стихийным и безмотивным проявлением каких то качеств, присущих обществу или человеку, как думают те философы и социологи, которые исходят из предположения о якобы воинственной натуре человека или из теории универсальной борьбы в природе всех против всех, а имеет неизменно целевую установку, сознательно осуществляемую ее инициаторами и составляющую ее содержание. Войны бессодержательной, войны, которая ведется ради войны, как предполагают вышеупомянутые философы и социологи, или в виде искусства ради искусства, как это изображают некоторые историки и биографы великих завоевателей, —таких войн нет.

Война, как бы, казалось, она случайно ни зародилась, преследует определенные цели, диктуемые сознательной волей ее начавших. Каковы эти цели? Они могут быть только целями материального порядка. Инициаторы войны обычно не признают этого и прикрывают ее различными мотивами этического или правового характера. Оскорбленная «национальная честь» (пример: Франция объявляет войну Пруссии в 1870, потому что король Вильгельм повернулся спиной к послу Бернадетте—инцидент, как известно, нарочито подкрашенный Бисмарком в фальшивке).

Убийство «подданных» (военная экспедиция Генриха прусского—«бронированный кулак»—в отмщение за убийство двух немецких миссионеров в Шаньдуне), охрана прав граждан (вооруженная интервенция держав в Китае в 1927), нерушимость договоров (объявление В. Германии Англией в 1914 за нарушение скрепленного международными договорами нейтралитета Бельгии), защита религии (крестовые походы), заступничество за угнетенных «братьев» (Русско-турецкая война 1877—78), воссоединение национальности (объявление Италией войны своей австрийской союзнице в 1915 для освобождения итальянского населения Трентино).

Защита культуры вообще (лозунги империалистических держав в империалистской войны), борьба с тиранией и милитаризмом (Война с Наполеоном I и Вильгельмом II), исторические права (захват Бессарабии Румынией), просто юридические права (Война за престолонаследие), и т. д.—такие и подобные мотивы выставлялись воюющими и, в частности, нападающими сторонами во всех войнах с древнейших времен до наших дней.

Конечно, все эти мотивы и объяснения являлись чистыми фикциями, которые очень плохо прикрывали весьма материальный смысл данных войн.

Можно сказать, что ни одна из них не была бы предпринята, если бы она не обещала, в случае победы, крупных материальных выгод. Сплошь и рядом национальная честь оскорблялась, сограждане и подданные избивались, и их права нарушались, договоры рвались в клочки, национальности жили разрозненно под различными флагами и т. д., и Войн из-за этого не происходило, и даже дипломатических нот не писалось. Еще менее могут объяснить подлинный характер войны те эпизоды, которые часто являются формальными поводами к ней, как, напр., пограничные столкновения, нарушение территориальной неприкосновенности или далее преднамеренная провокация, вроде исторического выстрела в Сараеве.

Ставить войну в зависимость от таких случайных или изолированных событий— значит и самую войну сделать случайностью. На деле эти эпизоды только тогда ведут к войне, когда ее хотят иметь; если такого желания ни с той, ни с другой стороны нет, то они ликвидируются простым дипломатическим путем. Если бы в 1904 Англия хотела вмешаться в войне Японии с Россией, то она с большим удобством могла бы воспользоваться известным инцидентом на Доггер банке; напротив, если бы Австро-Венгрия не хотела войны с Сербией, то даже убийство наследника престола нашло бы себе разрешение на канцелярских столах венского «Балплаца».

Не только крестовые походы, очень скоро перешедшие к захвату торговых путей на восток, к приобретению земель для обедневших дворян и рыцарей и к грабежу вообще, не только завоевательные войны ислама, в которых религиозный момент с самого начала служил лишь инструментом для торговых интересов,—но даже гражданские религиозные войны в различных странах (Франции, Германии, Богемии и т. д.) были в основе классовыми войнами за материальные интересы, к-рым средневековая идеология придавала религиозную оболочку подобно тому, как она в искусстве облекала в религиозные формы совершенно светские сюжеты и фигуры.

То же самое надо сказать и относительно собственно политических войн.

Ведь если признать, что политика не есть нечто самодовлеющее, а есть «концентрированная экономика», то станет ясно, что всякая политическая война является в основе за материальные интересы. Такие войны ведутся, конечно, не ради династий, как таковых, а ради материальных интересов того класса, на который эти династии опираются; и режим, ради которого происходит вооруженное вмешательство или для спасения которого предпринимается диверсионная война, есть режим не лица или группы лиц, а целого класса, который при нем находится у власти.

Итак, войны ведутся ради материальных целей, т. е. за материальные блага. Это— основная установка их, определяемая интересами (в свою очередь, как мы еще увидим, обусловленными экономической структурой общества) бесклассового общества или стоящего во главе государства класса, к-рые сознательно прибегают к ним как к орудию своей политики. Это было ясно еще Аристотелю, определявшему войну как «одно из искусств приобретения», если слово «приобретение» понимать более широко, чем простое присвоение чего-то, принадлежащего другому.

Ср. не менее знаменитое и характерное восклицание победителя Наполеона, Блюхера, увидевшего в первый раз Лондон, столицу союзника, с высоты соседнего холма: «что за город для разграбления!»). Да и в наше время чем иным был знаменитый международный поход против китайских боксеров в 1900 под начальством «мирового фельдмаршала» Вальдерзее? И разве самая последняя «великая» война «за культуру и право» не была насквозь пропитана грабежом? Стоит только вспомнить промышленное разграбление Бельгии немцами, вывоз ими же огромного количества продовольствия из Украины, грабеж царских войск и чиновников в Вост.

Пруссии и Австрии, присвоение англичанами в начале войны гч германских патентов и германского промышленного и банковского имущества в Анг-лии и Британской империи вообще, захват англичанами во время гражданской войны русской нефти в Баку и русского леса на севере, увоз чешскими легионерами советского золота и огромного имущества из Сибири—все это такие яркие и организованные акты грабежа, что невольно возникает сомнение, не входили ли они впрямь в цели войны, поскольку, напр., вторжение немцев в Бельгию или англичан в Закавказье и Среднюю Азию могло быть подсказано не только стратегическими, но и просто грабительскими соображениями?

При всем том было бы очень упрощенно рассматривать материальную цель войны с точки зрения простого организованного грабежа.

Общество, даже примитивное или, наоборот, архи-империалистическое, все же не есть просто пиратская банда, и грабеж, как особенно одиозная и элементарная форма присвоения чужих материальных благ, должен как правило рассматриваться скорее как один из видов насилия, который, наравне с другими видами и формами насилия, позволяет себе завоеватель, овладевший неприятельской территорией. Но материальные блага не есть нечто раз навсегда определенное и данное для всех времен и для всех обществ. То, что является благом в глазах одного общества или одного класса в данном обществе, не является необходимо таким же в глазах другого общества или другого класса того же общества.

Материальные блага, из-за к-рых ведутся войны, принимают, таким обр., в разное время, в разные эпохи, разные формы, при чем сравнительная ценность их определяется хозяйственной природой и классовой структурой общества, в частности, следовательно, экономическими интересами господствующего в государстве класса. Соответственно этому и война имеет в различные эпохи различное содержание, смотря по тому, какого типа общество преобладает в данный момент.

Было бы, конечно, чрезвычайно рискованно пытаться составить некую схему войн, параллельную линии развития общественных, структур, так, чтобы каждой из последних соответствовала война специфического содержания. Не только каждый отрезок времени представлен, в силу закона неравномерного развития, обществами самых различных типов и самого разнообразного классового строения, но и каждый данный тип общества, при всей своей определенности и выразительности, все же содержит в себе достаточно черт, общих с другими, прошлыми, типами, в силу органической преемственности и в виде органических пережитков.

Точно так же мы встречаем в современную нам эпоху империализма, в общем чуждого стремлению к расширению собственной государственной территории, такие государства, как Польша, которая ищет при помощи войны территориальной экспансии за счет своих соседей, подобно аграрным государствам прежних веков. При всем том, поскольку в каждую историческую эпоху имеется преобладающий тип общества, этому типу соответствует и война со специфическим содержанием, которая является для данной эпохи характерной.

«Ma-xima sua esse credebant quae hostibus ce-pissent» (они больше всего считали своей собственностью то, что они отнимали у врагов), говорил о древних римлянах знаменитый юрист Гай. Отсюда слово «mancipium»—буквально «взятое руками»,—означавшее в римском праве наиболее полную и свободную форму собственности. С дальнейшим развитием техники, а поэтому и производительности труда, определившим переход к более высоким формам хозяйственной деятельности,—скотоводству и земледелию,—ранние общества начинают обнаруживать признаки классового расслоения в форме образования более влиятельных, более могущественных и более богатых родов.

У побежденных отнимаются не только пастбища и скот, но и всякое другое имущество, включая сбережения и сокровища, к-рые уже распределяются таким образом, что богатым и командующим родам и даже отдельным лицам из них достается львиная доля. Война для этих родов и лиц является уже выгодным промыслом («одним из искусств приобретения») и поэтому поощряется и организуется ими в пределах, допускаемых материальными условиями и настроением соплеменников или сородичей.

Войны, продолжая носить территориально — завоевательный характер, вместе с тем приобретают экономический характер, становясь средством для добывания живого орудия Tpyfla(instrumentum vocale)— человека.

 В маленькой Спарте все сельское хозяйство, к-рым жило государство, велось руками илотов—пленников, обращенных в рабство, и руками рабов же (отдельно от крепостных колонов) обрабатывались латифундии и эксплуатировались естественные богатства Италии и ряда провинций в последние века республики и позже.

Особенно грандиозные размеры крепостной и невольничий труд принял в древних азиатских, частью аграрных, но частью также и торговых деспотиях (Вавилонии, Ассирии, Персии, Египте, который тоже можно причислить к Азии), воздвигших на порабощении покоренных .народов огромные империи с очень высокой цивилизацией: только благодаря применению в гигантских размерах труда пленников и побежденного населения, в этих бедных дождями странах и стали возможны те колоссальные оросительные и дорожные сооружения, на основе которых сложилась и выросла их исключительно высокая материальная и духовная культура.

Преимущественно это общины, расположенные на берегу моря или на островах, как, напр., общины финикиян, египтян, ранних норманнов, обитателей британских островов («fuerunt summi latrones in mari», говорили о последних летописцы); но были общины торгового типа и на больших континентальн. путях, как, н апр., арабские, к-рые впоследствии вышли и на морскую дорогу, и их войны носили тот же комбинированный характер. Это была смесь войны, торговли и грабежа, которую Гёте сформулировал в известном двустишии: «Krieg, Handel und Piraterie—dreieinig sind sie, nicht zu tren-nen» (война, пиратство и торговля триедины суть и нераздельны).

Предметами этой триединой предприимчивости были не только товары, но и живые люди, которые в качестве невольников публично продавались на всех рынках.

Войны не исключали и территориально-завоевательного момента в форме колонизации. Финикияне, например, развивали большую колонизаторскую деятельность и основывали свои фактории и поселения не только на близлежащих островах, но даже на европейском материке (например, в Южн. Италии и далее на берегах Британнии). Норманны же проникали как на отдаленные острова (британские, Исландия), так и в самые отдаленные страны континента, вплоть до Италии и Балкан.

Войны в миниатюре воспроизводят аграрные войны земледельческих обществ, потому что ставка делается на приобретение новых земель с их крестьянским населением, которое, однако, не обращается уже в рабство, а прикрепляется к земле или даже оставляется свободным, но обязанным разными повинностями в отношении местного сеньера. Долгое время феодальное общество покоится исключительно на труде крестьян: лишь постепенно вновь возникают города с промышленностью и торговлей. Войны ведутся между сеньерами с их вассалами и между сеньерами и королем (в одиночку или в коалиции): они менее кровопролитны, чем войны предыдущих периодов, т. к. они ведутся не массами, а небольшими, по большей части, рыцарскими дружинами и их челядью, но они чрезвычайно опустошительны, так как сопровождаются безудержным грабежом, составляющим их «душу».

С преодолением феодализма абсолютизмом, использовавшим для этого помощь городов и крупного торгового капитала, последний получает решающее значение в определении содержания и направления войн. Войны территориального характера, подсказываемые аграрными интересами континентальных государств, продолжаются—в особенности, к востоку от Эльбы. Идет германская — в частности, прусская—экспансия за счет слабых литовских и других пограничных племен; Пруссия, Польша и Московская Русь беспрерывно воюют между собою за захват земель и крестьян.

На Западе, однако, с открытием Америки и новых морских путей к южно-азиатским побережьям и островам, войны воспроизводят на более высокой ступени торговые войны древнего периода истории.—Испания и Португалия, проявившие наибольшую инициативу в новых открытиях как наиболее близкие к открытому морю государства, к тому же заинтересованные в уничтожении итальянской монополии в торговле (все более, впрочем, падавшей) с Востоком, а за ними—Франция, Голландия и Англия, примыкающие к Атлантическому океану, устремились к захвату новых земель, изобиловавших несметными богатствами, и пришли в столкновение друг с другом за монополию в эксплуатации их. 16, 17 и часть 18 веков насыщены грабительскими войнами колонизационного типа и войнами за гегемонию на морских путях между указанными государствами.

Именно из этого факта, т. е. из того, что война имеет большую историю и сама занимает чрезвычайно большое место в общей истории человечества, философы известной школы умозаключали о «воинственной» природе человека (хотя они тут же, вращаясь в порочном кругу, делали обратный вывод об универсальности и непреложности войны на основании предположительной воинственности человека), а социологи строили аналогию с биологическим законом борьбы за существование, который будто бы распространяется и на человеческие общества.

На деле война, как мы теперь видим, диктуется законами не индивидуальной психологии и не биологией, а специфически-общественными, точнее, экономическими, законами.

«Ничто так не зависит от экономических условий, как именно армия и флот» (Энгельс), —эти основные средства войны. Формы войны развиваются в полном соответствии с ростом производительных сил. «Предпосылкой каждого нового усовершенствования в ведении войны должны быть также новые производительные силы» (Энгельс). «Изобретение улучшенного оружия и изменение солдатского материала» позволяют творить новые формы войны. Это взаимодополняющее влияние развития техники и социальных факторов изменяло и изменяет как виды вооруженных сил, так и характер и природу войны, формы питания войны и т. д.

От периода «вооруженной общины», периода варварства, война переходит через эпоху феодализма с характерным для него огромным разнообразием войсковых формирований, через период наемных армий к эпохе буржуазной революции, когда «социальная и политическая эмансипация буржуазии и мелкого крестьянства» создала массовые армии, или т. н. «вооруженный народ» (см. Армия). Капитализм влечет за собой громадное развитие милитаризма. В эпоху империализма вооружения и В. становятся небывало грандиозными. Сухопутные силы соперничают в развитии с воздушным и морским флотом. Насыщенность техникой кладет начало машинизации и моторизации армии.

Массовое обучение военному делу трудящихся масс и их мобилизация вовремя войны создают предпосылки неизбежного падения буржуазного государства, когда штыки трудящихся повернутся против эксплуататоров «и милитаризм погибнет под действием собственного диалектического развития». Современные нам войны отличаются значительным разнообразием. По их социально-политическим признакам мы видим войны гражданские, национально-освободительные, колониальные, империалистские и, наконец, война империализма против первого социалистического государства. Эти войны зачастую переплетаются. Так, мы видели прямое участие германского империализма и Антанты в нашей гражданской войне. Такое же переплетение мы наблюдали в Китае, где  гражданская одновременно являлась и национально-освободительной войной.

Ведение войны в современную эпоху перестало быть делом одного полководца-стратега и перешло в руки правительства. Являясь продолжением политики, война, вместе с тем, не означает отмены или замены ее.

Результаты, достигаемые ходом военных операций, могут весьма сильно повлиять на масштаб и формы войны.

 Оккупация (см.) новой территории—расширение базиса войны—может создать новое соотношение сил и расширить первоначальные политические цели, и, наоборот, потеря территории, потеря основных промышленных базисов, питающих войну, или поражение вооруженной силы, экономическое истощение, обострение классовых противоречий и проч. могут повлечь сужение первоначальных политических целей.

Политика направляет войну, и даже «мир есть продолжение той же политики, с записью тех изменений в отношении между силами противников, которые созданы военными действиями» (Ленин). Политика государства, ведущего войну, сказывается в целях, в борьбе классов, в экономике, внутренней и внешней политике, а для пролетарского государства она неизбежно «прорывает» вооруженный фронт и объединяет интернациональные классовые интересы пролетариата. Она объединяет все экономические и социальные ресурсы для согласованного достижения целей войны; она стремится обеспечить государство необходимым ему нейтралитетом или союзом тех или других стран.

Она развивает и свою экономику с учетом предстоящих военных задач. Создавая необходимые экономические, политические и социальные ресурсы и предпосылки войны, политика разрешает в последней инстанции вопросы организации вооруженных сил и подготовки театра военных действий, вопросы оперативного плана, осуществление которого, равно как и дальнейшее ведение операций, возлагается на стратегию (см.), на командование вооруженными силами.

План войны охватывает все элементы подготовки к ней, обеспечивающие достижение ее целей путем применения вооруженных сил, подкрепленных всеми благоприятствующими экономическими и политическими мероприятиями. В соответствии с целями и условиями войны план ее может быть оборонительным, завоевательным, частично завоевательным с дальнейшим переходом к обороне и оборонительным, с дальнейшим переходом к завоеванию.

Во всех случаях, каков бы ни был действительный характер войны, она всеми буржуазными государствами провозглашается оборонительной.

Намечаемый план войны должен быть обеспечен в первую очередь соответствующими соглашениями международного порядка, создающими возможность направить против враждебного государства максимальные соединенные силы или, по крайней мере, гарантирующими возможно большую его изоляцию. В то же время эта подготовка должна наметить и обеспечить пути экономических сношений или прорыва блокады во время войны.

Вооруженные силы государства строятся в соответствии с уровнем развития производительных сил и должны как минимум отвечать тем целям, которые ставятся войной на ее первый период. В дальнейшем, в соответствии с мобилизацией промышленности и всего народного хозяйства, в связи с изменяющейся обстановкой, как численность, так и качество технического снабжения вооруженных сил должны претерпевать необходимые изменения. Этот факт мы наблюдали постоянно на всем протяжении империалистической войны (см. I I I . Война и живая сила),

Колоссальное количество военно-обученного населения, проходящего во время войны через армию, ставит во весь рост задачу военизации (см.) населения, т. е. подготовки к военному делу и тех контингентов, которых не удается пропустить в мирное время через армию. В связи с тем, что глубина современных театров военных действий значительно возросла, в связи с развитием в глубоком тылу вредительской диверсионной деятельности, вызывающей целый ряд дополнительных военных нагрузок на страну (воздушно — химическая оборона, охрана важных объектов, колоссальная военно санитарная служба и т. п.)—принцип милиционного строительства борется за свое применение не только в мирное, но и в военное время. Обслуживание всех этих задач силами армии явилось бы непомерной перегрузкой, и потому на помощь государству—и это в полной мере должен учесть и план войны—приходят военно-общественные организации, разного рода союзы и т . п. (см.Военные союзы и общества).

План войны должен соразмерить строительство вооруженных сил с целями войны, а также с развитием промышленности, в частности— военной промышленности, и с промышленной мобилизацией. Эта связь идет и дальше: она охватывает мобилизацию всего народного хозяйства. Соразмерение имеет и обратное действие: в настоящее время все страны развивают свое народное хозяйство с учетом потребностей войны. План, который должен предусматривать, по крайней мере, первый ее период с максимальной конкретностью, не может, конечно, не отразиться и на экономической политике государства. Вопросы дислокации промышленности (особенно же энергетического хозяйства, химической промышленности и т. п.) получают свое разрешение не только под давлением текущих экономических, но и будущих военных потребностей.

В плане должны быть оперативно учтены вопросы дислокации крупной промышленности, система электрификации как у себя, так и у противника, что, в связи с географическими и статистическими данными о театрах войны и с данными о развертывании армий противника, должно дать исходное положение для оперативных расчетов. В отношении обеспечения театров военных действий и операций первого периода войны. Планы предусматривают соответствующее развитие путей сообщения (ж. д., шоссе и автотранспорт, реки, воздушные линии), расширение телеграфно-телефонной связи и радиосети, построение специальной сети аэродромов, организацию противовоздушной (воздушно — химической) обороны, требующей специальной сети наблюдения и связи, а также активных и пассивных воздушно-химических средств борьбы.

Инженерно — оборонительная, фортификационная подготовка театров войны проходит в новых условиях.

 На сухопутных театрах возводятся укрепленные районы (см.), взамен крепостей, сохранивших свое значение, гл. обр., для морской войны. Крупнейшим вопросом в плане войны является идеологическая подготовка страны, выражающаяся в пропаганде идей, маскирующих в буржуазных государствах политико — экономические интересы господствующих классов. Эта подготовка не может не предусматривать целого ряда мероприятий экономического и политического порядка, позволяющих сглаживать обостряющиеся социальные противоречия. Подготовка плана войны выходит за пределы компетенции военного ведомства. К этому вопросу вплотную и непосредственно подошли правительства всех современных государств.

Политика государства, направляя войну и руководя ею в целом, должна очень осторожно подходить к влиянию на оперативный ход отдельных кампаний или операций. Опыт войны говорит о том, что правильное взаимоотношение политики с оперативной деятельностью вооруженных сил страны в процессе осуществления ими частных задач и целей войны является залогом победы в современной войне. И, наоборот, излишняя опека над оперативной деятельностью этих вооруженных сил приводит зачастую к поражениям. Поэтому железная воля, выдержка, умение отказываться от второстепенных интересов, во имя основных целей войны, являются условиями, при которых развитие стратегических операций становится наиболее обеспеченным.

Экономическая структура и мощь капиталистического государства непосредственно отражаются и на географических формах В. Так, капиталистические государства с широко развитой морск. торговлей, стремясь расширить свои рынки, вели многочисленные морские войны (см.) за приобретение и удержание колоний и обеспечение морских путей к ним. Континентальные капиталистически державы вели многочисленные сухопутные войны для расширения территории и для выход к морям. Добившись выхода к морю, они своем дальнейшем развитии стремились создать сильнейшие военно-морские флоты претендуя и на морское могущество. Такой пример показал нам германский империализм до 1914. Такие же тенденции наблюдались и в царской России.

На этот путь переходят и Северо-Американские Соединенные Штаты, которые усиленно готовятся к морской войне на Тихом океане.

Империалистские войны имеют тенденции к вовлечению всех капиталистических, стран. Во время В.j, 1914—18 обе группы империалистов пережили длительный процесс нарастания враждебных коалиций (см.). Нарастание происходило в пользу Антанты и к невыгоде Центрального Союза. В коалиционных войнах в разные периоды  создается самое разнообразное соотношение сил. В 1914—18 тройственный союз потерял Италию, зато франко-русский союз «приобрел» Англию. Т. о., в борьбу вступили Германия и Австрия, с одной стороны, против Антанты (см.)—Франции, Англии, Бельгии, России и Сербии,—с другой. Затем, разновременно, к Центральному Союзу примыкают Турция и Болгария, к Антанте — Италия, Румыния и проч. ; когда Россия прекратила свое участие в войне — в нее активно вступили Соед. Штаты Сев. Америки.

Своеобразный характер нарастания коалиций кладет особую печать на ведение войны, на стратегию империалистских войн, которая должна учитывать не только изменения, происходящие в составе союзных вооруженных сил, но и разнообразие экономики союзников и условий мобилизации народного хозяйства, особенно же промышленности. Коалиции не всегда могут нарастать целесообразно, с точки зрения соответствия необходимых для ведения войны и жизни глубокого тыла средств, как-то: людского материала, с одной стороны, ресурсов промышленности, промышленного сырья, топлива и продовольствия—с другой. Различный уровень хозяйственного развития стран кладет своеобразный отпечаток на характер нарастания материальных ресурсов.

Быстрый рост военно-технических средств может сопровождаться одновременным ростом обученных людских масс и новых войсковых формирований, но может быть обратное положение, когда рост военно-технических средств будет сопровождаться истощением людских ресурсов, и т. д. Географическое положение отдельных членов коалиции, так же как и их взаимное расположение, может содействовать или противодействовать целесообразному объединению людских, промышленных и сырьевых ресурсов.

Географические условия придают коалиции характер континентальный или же морской

Т. е., когда основные военно-экономические коммуникации между членами коалиции и далее внутри каждого члена проходят по морским путям мирового океана; коалиции могут быть и смешанного типа—и морского и континентального.

Наконец, страны, входящие в коалицию, могут резко различаться между собой и степенью обострения классовых противоречий, что, конечно, оказывает громадное влияние на ход войны. Силы коалиции различны па разных этапах войны. Их сопротивляемость может резко колебаться, и это, как нельзя более, вызывает возможность затяжки войны. Значение каждого отдельного члена коалиции в разные периоды войны неодинаково. Поражение кого-либо из них в начальный период войны может иметь решающее значение и, наоборот, может оказаться без больших последствий в каком-либо из последующих периодов, и т.д. Какое-нибудь государство, входящее в состав коалиции, не может, например, быть побеждено в начале вооруженной силой и, наоборот, оно может развалиться в последующие периоды от одной удачной кампании.

Нет смысла и нет возможности предусмотреть теоретически все возможные комбинации коалиций. Только в конкретно слагающейся политической обстановке возможно определить б. или м. приближенно характер и состав возникающей коалиции. Для стратегии важно уяснить природу вопроса о союзниках, чтобы, в соответствии с обстановкой, планировать и свои оперативные мероприятия. Насколько это трудно, свидетельствуют вышеприведенные указания о нарастании коалиций в 1914—1918.

Разнообразие условий ведения войны и ее форм выражается, конечно, не только в политической обстановке, в соотношении сил внутри коалиции, но и в различных формах тактики (см.) и оперативного искусства (см.), в связи с изменением качества и количества средств борьбы. На протяжении всей империалистской войны каждый год мы видим изменения этих форм.

Полу маневренные действия вновь возрождаются в1918, даже на застывшем франко- германском фронте.

Пристрелки, граната вытесняет шрапнель, тяжелые калибры резко превышают довоенные пропорции, химическая война вступает в полные права, авиация с каждым годом вносит изменения в обстановку, 1917 появляются новые наступательные средства—танки, и т. д. Следует обратить внимание на тот факт, что недостаточно обстоятельное изучение характера роста технических средств борьбы легко может привести к ошибочным тактическим и оперативным выводам.

Так, напр., в связи с проектом реорганизации французской армии они обращают внимание на следующее:

1. Численность пехоты и кавалерии подверглась довольно сильному уменьшению—-более чем на 40% по сравнению с численностью этих родов войск до войны.
2. Численность артиллерии также подверглась уменьшению, но гораздо менее значительному, чем численность первых двух родов войск (всего на 26%), т. е. относительно количество артиллерии не только не уменьшилось, но увеличилось, — «как это и необходимо в соответствии с ее нынешним значением на полях сражений».

На самом деле такие выводы не отвечают существу изменений, происшедших в структуре армии. Артиллерия во время империалистской войны выросла по числу орудий почти во всех воюющих странах в 1х/2—2 раза, если не считать минометов. Важен именно этот признак—число орудий, а не число обслуживающего орудия персонала. При этом численном росте орудий в артиллерии произошли и качествен, изменения, характеризуемые, помимо новых методов точной стрельбы, например, такими данными:

а) в русской армии с1914по1917 количество легких орудий (до 76 л и ) увеличилось от 7.112 до 7.265, т. е. почти не изменилось; количество тяжелых (свыше 76 мм)—от 797 до 2.550, т. е. увеличилось более чем в три раза,

б) Соотношение гранат и шрапнелей (76 мм) с 1914 по 1918 в арт. выстрелах перевернулось: вместо 30% и 70%—70% (гранат) и 30% (шрапнелей), в) Увеличилось количество химических и упало количество фугасных снарядов.

Все эти качественные изменения говорят о применении артиллерии к борьбе с оборонительными сооружениями, с закопавшимся в землю и оплетенным проволокой противником. Это положение еще более подчеркивается мощным развитием минометов и гранатометов, обладающих весьма незначительной дальностью. Однако, даже рост числа минометов не создал, как это будет видно дальше, превосходства артиллерийского огня над пулеметным огнем пехоты.

Превосходство достигалось лишь на отдельных участках фронтов за счет артиллерии резерва главного командования.

Пехота оказалась родом войск, пережившим полную техническую и тактическую революцию и перешедшим на новые формы боя. Несмотря на относительное сокращение численности пехоты, ее боевая и огневая мощь значительно возросла. Мобилизация промышленности запоздала. Тем временем средства обороны (пулеметы и патроны), более простые в производстве, быстро росли. Наступательные средства (артиллерия и снаряды, танки) на франко-германском фронте оказались в достаточном количестве, чтобы создать перевес сил, только в 1918.

Мобилизационная готовность военной промышленности капиталистических стран после войны на много двинулась вперед, но все же приходится считаться с длительностью мобилизации и полного развертывания военно-промышленных ресурсов. В силу условий промышленной мобилизации, с возможностью затяжной позиционной войны нельзя не считаться и в будущем. К позиционной войне толкает и громадный рост пулеметного вооружения, основного оружия обороны в современных армиях, как ни растут и наступательные средства, и, в первую очередь, танки.

Конечно, война не является единственным средством политики и не исчерпывается только военными операциями. Действия вооруженных сил сопровождаются организованным и комбинированным давлением и ударами по всем фронтам борьбы (экономический, политический и пр.), но отрицание возможности добиться поставленной войной политической цели путем поражения армий противника является, по существу, одной из разновидностей отрицания насилия в эпоху обостренных противоречий империализма. родственной пацифизму.

Обострение классовых противоречий во время войны 1914—-18 нарастало повсюду, вопреки усиленному культивированию шовинизма всеми правительствами при помощи широко поставленной пропаганды (см. Военная печать), несмотря на измену социалистических партий.

Политическая работа буржуазии по разложению противника, агитация и пропаганда в нейтральных странах и, вместе с тем, борьба с такой же работой неприятеля в своей стране кипела во всю. Создавались специальные «министерства пропаганды». Несмотря на пропаганду буржуазных правительств, несмотря на «осадное положение», империалистская война была окончена, благодаря революционному вмешательству рабочего класса.

Обострение социальных противоречий шло в тесной связи с экономическим истощением страны.

Сокращение предметов широкого потребления, сокращение рабочих рук в тяжелой промышленности и сельском хозяйстве, обострение продовольственного кризиса— прогрессивно ускоряли развязку.

Нельзя более красноречиво определить значение военного фактора в вопросе о способе окончания войны в век империализма. Ту же картину мы видим и в Германии в ноябре 1918. «Безнадежность военного положения и отсутствие всякой поддержки господствующих классов трудящимися массами обнаружены сразу. Этот кризис означает начало революции либо, но всяком случае то, что ее неизбежность и близость стали видны теперь массам воочию» (Ленин, «О германской революции. Письмо ВЦИК 4 октября 1918»).

Создание красных и белых армий происходило, главн. обр., непосредственно на фронтах. Тыловые формирования давали сравнительно малые результаты. Колоссальная энергия, проявленная Российской коммунистической партией и рабочим классом в процессе организации фронтов, политическая работа (см.) в армии, агитации и пропагандами. Военная печать обеспечили возможность создания многомиллионных регулярных армий. Эти армии очень мало походили на вооруженные силы империалистов. Импровизация в строительстве войсковых частей, —под огнем противника, —кипучая революционная деятельность на фронтах борьбы и зачастую косность центральных военных аппаратов, отсутствие навыков и теоретических знаний у большей части комсостава и трудности централизованного снабжения—все эти условия создавали предпосылки ряду недостатков в организационной структуре Красной армии.

При нескольких миллионах мобилизованных мы имели в составе армии и на фронтах самое ничтожное количество активных штыков, артиллерии и т. п.

 Однако, несмотря на все организационные недостатки, Красная армия в ее борьбе против белогвардейцев, поддержанных империалистами чуть ли не всех стран, сумела одержать крупнейшие победы. Эти победы, с одной стороны, объясняются громадной силой революционных лозунгов гражданской войны и, с другой стороны, величиной территории, необыкновенной энергией и упорством в ведении операций, исключительной творческой силой строительства и укрепления вооруженных сил па фронтах борьбы и, наконец, при крайней малочисленности активных штыков—относительной силой техники, хотя по абсолютному количеству ее было очень мало.

Ширина фронтов, крайне слабое отношение вооружения и технич. средств борьбы на каждый км фронта—создали предпосылки для широкого развития конницы и для придания ей решающей роли в целом ряде операций и кампаний. Гражданская война, начавшись борьбой за государственную власть в центре, распространилась по всей территории страны, слагаясь из непосредственных революционных выступлений рабочих на местах и из боевых действий извне столичных красногвардейских частей, распространявших революционную власть Советского правительства.

Уже 8 января 1918 тов. Ленин указывал на то, что «гражданская война еще не достигла своего высшего пункта», и считал, что дальнейшее развитие войны неизбежно. «Советской власти обеспечена победа в этой войне, но неизбежно пройдет еще некрое время, неизбежно потребуется немалое папряжеиие сил, неизбежен известный период острой разрухи и хаоса, связанных со всякой войной,—а с гражданской в особенности, пока сопротивление буржуазии будет подавлено».

Ослабление деятельности промышленности и железнодорожного транспорта не означало, конечно, что армия действовала голыми руками.

Запасы, оставшиеся от империалистской войны (см. Военная промышленность, Военный коммунизм), передача армии всего, что возможно было только заготовить, полное уплотнение транспорта стратегическими перевозками,—все это создало условия, при которых гражданская война все же велась в значительной степени относительно крупными средствами.

Этот рост победоносных вооруженных сил происходил на всех фронтах—на Урале, в Сибири, в Белоруссии и т. д.—путем добровольных пополнений из местных рабочих и крестьянской бедноты и даже за счет солдат белогвардейских армий, главн. обр., крестьян, разуверившихся на опыте в правительстве белых и понявших их истинную классовую сущность. Такие факты нарастания людских ресурсов мы отмечаем неоднократно в истории гражданской войны. Однако, бывали условия, например, на Западном фронте в 1919—1920, когда вся совокупность социально-политической обстановки заставляла Красную армию переживать тяжелое напряжение и когда признаки истощения сказывались очень серьезно.

В зависимости от целей и хода войны по отношению к территории, войны могут быть завоевательными и оборонительными, а также могут объединять обе формы —завоевание и оборону.

 Завоевательные войны, особенно характерные для империалистского государства, создают для государства весьма большие трудности и сопряжены с громадным риском. Необходимо:

1. разбить армию противника,
2. надо оккупировать занятые территории,
3. преодолеть национальную ненависть населения занятых областей,
4. восстановить разрушенные пути сообщения,
5. поддержать свои вооруженные силы на необходимом уровне, при громадной убыли людского состава и материальных ресурсов, в условиях обострения классовой борьбы внутри страны, и, несмотря на все эти затруднения,
6. быть готовым к тому, чтобы в центре жизненных интересов неприятельской страны одержать над врагом окончательную победу.

Насколько трудны условия завоевания, мы видим на многих примерах прошлого и современности. Победоносное шествие германской армии к Парижу в 1870 создало для нее очень тяжелое положение уже под стенами Парижа. Оккупация германскими войсками Украины в 1918, несмотря на ряд благоприятн. моментов, отвлекла их громадные силы для обеспечения тыла, что отрицательно сказалось на дальнейшем ведении войны. Оккупация японскими войсками Дальневосточной Сибири в 1921 оказалась им не под силу. Оккупация испанцами и французами Марокко представляла и представляет собою колоссальные трудности.

Оккупация относительно облегчается тогда, когда страна, подвергшаяся завоеванию, переживает острые классовые или национальные противоречия, как, напр., оккупация Польши и Прибалтики немцами во время империалистской войны, оккупация Японией Маньчжурии и т . п. Однако, все эти затруднения в завоевательной деятельности империализма не могут иметь решающего значения. Без новых переделов мира империализм не может существовать, «ибо, —как говорил Ленин,—капиталистам теперь не только есть из-за чего воевать, но и нельзя не воевать, если хотеть сохранить капитализм, ибо без насильственного передела колоний новые империалистские страны не могут получить тех привилегий, которыми пользуются более старые (и менее сильные) империалистские державы».

Сопротивление социальной среды оккупирован районов, истощение вооруженных сил в целом ряде случаев, при разумно построенном плане, при хорошей организации оккупации, может компенсироваться приобретением новых материальных, а иногда даже людских ресурсов. Ведя оборонительную войну на собственной территории, государство иногда может рассчитывать на поддержку в той или другой форме нейтральных стран, не заинтересованных в дальнейшем усилении противной стороны.

Вооруженные силы даже при активном способе действий могут не подвергать себя риску отрыва от коммуникаций или их растяжки.

 Снабжение и укомплектование значительно облегчаются. Широкие массы населения с большим убеждением возьмутся за оружие для защиты своей территории, чем для завоевания чужой, и т. д. Однако, в целом ряде случаев оборонительные формы войны могут повлечь ухудшение условий ведения войны. Если основные экономические центры расположены близко от границ, то, несмотря на облегчение работы коммуникаций (см.), в виду их сокращения, они могут быть разрушены или парализованы современными средствами войны у самых истоков, т. е. будут нарушены элементы военного хозяйства и промышленности и тем самым основные условия обороноспособности.

Германия в 1914—18 начала войны резко наступательного характера и создала расширенный базис войны. Перейдя в дальнейшем к обороне, она вряд ли могла бы продержаться три года, если бы не заняла Бельгии, промышленных департаментов Франции, Польши, Румынии и Сербии. Наступательные и оборонительные формы войны имеют известные предпосылки и диалектически развиваются в соответствии со слагающейся обстановкой. То, что говорилось выше о характерных особенностях империалистской войны, о коалиционном ее характере, об изменении соотношений сил и средств сторон в различные периоды войны, —еще более подчеркивает неизбежность такого положения, когда для одного и того же государства в различные периоды войны оборонительные цели могут перерастать в наступательные, и наоборот.

Для того, чтобы представить себе с какой-либо долей вероятности изменения, коjторых следует ожидать в формах будущих войн, необходимо прежде всего остановиться на рассмотрении роста производительных сил.

Империалистская война далеко двинула вперед развитие тяжелой индустрии.

 Разоряя народное хозяйство, война вместе с тем, в виду колоссального потребления металлов, топлива и разных видов сырья, двинула вперед сталелитейную и машиностроительную промышленность, производство энергии и, наконец, ряд отраслей химической промышленности.

Послевоенный период, несмотря на длительный промежуток, сопровождавшийся падением производства, в конце концов достиг и превысил довоенный уровень производств, обслуживающих войну. Однако, не столь значительны в этом отношении количественные, сколько качественные сдвиги. Промышленность капиталистических стран, сумевших стабилизировать свое положение, переживает мощный процесс рационализации и реконструкции. Заводы, переоборудованные по последнему слову техники и применившие наиболее рациональные методы организации труда, дают значительный прирост продукции, даже не нагружая полностью всего своего оборудования.

Если в мирное время их продукция и не находит себе полного сбыта, то во время войны рационализированная промышленность, загруженная на 100%, сможет дать во много раз возросший приток снабжения на боевые фронты. Но не только рост тяжелой промышленности характеризует новые сдвиги. Техническое развитие захватило капиталистические страны еще глубже. Новая, наиболее рациональная, организация энергетического хозяйства улучшает условия военного производства и, если не сейчас, то в процессе ближайших лет и даже в процессе самой предстоящей войны, в корне изменяет военно-географические условия обороны промышленности.

Электрификация, заключающаяся в создании мощных электростанций, потребляющих наиболее дешевое топливо и эксплуатирующих водную энергию рек, соединяющая эти станции высоковольтными линиями электропередач и, таким образом, централизующая, но и рассредоточивающая энергетическое хозяйство, -—придает совершенно новый характер экономической уязвимости страны. Производство в целом ряде стран электроэнергии в большем количестве, чем это необходимо для их внутренних нужд, порождает новый вид экспорта энергии в другие страны. Само собой понятно, что такое положение не может не отразиться на экономической и политической взаимозависимости государств и соответственно на характере ведения войны.

К борьбе за коммуникации морские, речные и железнодорожные добавляется борьба за пути питания электрической энергией.

Объединение электростанций посредством сверхмощных электропередач идет вперед крупнейшими шагами и в Европе, и в Америке, и даже в ряде азиатских стран. В Германии подготовляется сверхмощная сеть на пространстве всей страны. Чрезвычайно интересные формы развития электрификации наблюдаем мы в Италии и Франции. Неодинаковые водные ресурсы Северной и Южной Италии и неодинаковый их водный режим (см.) поставили вопрос об объединении сверхмощной сетью альпийских и южных горных рек Италии.

Вполне понятно, какое значение могут иметь те несколько электропередач, которые должны создать единую мощную сеть гидро-электростанций Италии. Обороноспособность страны в значительной мере зависит от этих линий. Электрификация Франции создает совершенно новые условия войны с Германией. Как по экономическим, так и по военным соображениям во Франции во весь рост поставлена проблема рационализации энергетического хозяйства, наиболее экономного расходования угля, а также максимального использования водной энергии.

Ile приходится, конечно, и говорить о том, что мощное производство электроэнергии обеспечивает развитие многочисленных металлургических процессов, необходимых для питания войны. Следующим крупнейшим экономическим сдвигом в современном развитии производительных сил надо считать развитие химической промышленности и «химизацию» промышленности и народного хозяйства. После того как оперативный план Шлиффена сорвался и Франция не была выведена из строя в первые же месяцы В. в 1914, необходимость вести затяжную В. поставила Германию в безвыходное положение. Сырьевых и продовольственных ресурсов в Германии было совершенно недостаточно.

Невозможность получать чилийскую селитру, необходимую для производства порохов, должна была повлечь для Германии катастрофу в самый короткий срок. Однако, этого не случилось именно потому, что Германия была страной с наиболее сильно развитой химической промышленностью. Новые открытия (синтетический азот) и воз-можность их промышленной реализации создали совершенно новые условия, облегчавшие Германии ее сырьевые затруднения в условиях полной блокады. При недостатке рабочих рук Германия, подняв, благодаря химической промышленности, еще до войнны, урожайность своего земледелия, выдержала жестокую голодную осаду в течение 4-х лет несмотря на то, что химические заводы получили дополнительную нагрузку по производству взрывчатых веществ.

В настоящее время Германия ставит перед собой задачу достигнуть в ближайшие годы такого повышения урожайности, которое полностью обеспечило бы внутреннее потребление страны, и это должна сделать опять-таки химическая промышленность. Именно последняя во время войны постоянно находила выход из недостатка того или другого сырья с помощью выработки его суррогатов (металлов и каучука, пороха и взрывчатых веществ, тканей и пищевых продуктов и т. п.).

Усвоение важности вопроса химизации народного хозяйства заставило в послевоенный период все государства идти по пути максимального развития промышленной химии.

В настоящее время это не только вопрос развития химической промышленности, но и вопрос наиболее современного, наиболее рационального принципа организации всякого производства при помощи химии.

«Новая химия создала большое число еще недавно неведомых материалов, как искусственные волокна, нефть, кожу, каучук, пластические массы, дубильные вещества, легкие сплавы и т. п. и в своем дальнейшем развитии творит революцию в промышленной экономике, существенно изменяя конъюнктуру на международном рынке соответственного естественного сырья. Еще более экономических достижений сулит возможность использования всех отбросов, т . е . сырья, находящегося не в надлежащем месте и не нашедшего пока своего применения» (Записка ученых химиков Председателю СНК СССР). Современная химическая промышленность основывает свою мощь на переработке угля, связывании азота и переработке целлюлозы.

Довоенное производство анилиновых красок из каменного угля развилось в наст, время в производство самых разнообразных продуктов. Из каменного угля производятся нефть, бензин, газолин и т. д. Искусственно может быть получен каучук. Таким обр., страна, не имеющая нефтяных запасов, не может быть поставлена в безвыходное положение, и ее автомобильная и авиационная мощь не может быть подорвана. Азотная промышленность, производя искусственные удобрения и тем разрешая многие продовольственные затруднения, вместе с тем непосредственно обслуживает производство пороха, вытесняя чилийскую селитру.

Производство из древесины и отбросов хлопка целлюлозы и химическая ее переработка приобретают сейчас колоссальнейшее экономическое значение. С этим производством связано производство целлулоида, глицерина, искусственного шелка и т. д. Эта отрасль промышленности, благодаря своей рентабельности, бешеным темпом развивается во всех капиталистических странах и будет иметь крупнейшее значение в военное время, т. к. мирное производство может быть легко переключено на производство порохов. Помимо развития химической промышленности, следует отметить химизацию от-дельных технологических процессов в других отраслях промышленности, что меняет технический характер производства и его экономическое строение.

Эта коренная перестройка может охватить самые разнообразные области производства в металлургии, машиностроении, горной промышленности, транспорте и т. д. Мобилизация химической промышленности облегчается тем обстоятельством, что концентрация вложенных в нее капиталов, благодаря ее рентабельности, прогрессирует чрезвычайно быстро, обгоняя в этом отношении все остальные отрасли промышленности. Весьма важным обстоятельством с военной точки зрения является также и то, что рабочая сила в химическом производстве большей частью не требует особо высокой квалификации.

Экономические сдвиги, происшедшие после империалистской войны, со-дают для будущих войн расширенный технически промышленный базис; каждая крупная страна в отдельности, а тем более коалиции разных стран будут значительно более независимые чем раньше, в отношении сырьевых ресурсов.

Будущие войны в смысле их масштаба и напряжения борьбы уйдут вперед по сравнению с В. 1914—18.

 Увеличение ресурсов и развитие техники обогащают будущие войны громадными средствами автотранспорта (см. Автомобильный транс-порт), авиации (см. Воздушный флот) и во-енной химии, не говоря уже о хранящихся в тайне новых, не употреблявшихся до сих пор боевых средствах, которые, если и не в полной мере проявятся в будущих войнне, то, во всяком случае, увидят свое первое применение.

Технические сдвиги, которые повлекут за собой не только углубление боевых порядков, но и углубление театров войны, противопоставят новому воздушно-химическому оружию новые экономические формы электрификации и химизации, глубоко рассредоточивающие по всей территории энергию и производство.

Общий кризис капитализма в эпоху империализма неизбежно сопровождается развитием классовой борьбы, ростом влияния коммунистических партий и приближением революции. Однако, даже опыт империалистской войны, опыт, который рабочий класс вынес на своих собственных плечах, и все условия, объективно подготовляющие революцию, не должны создавать иллюзий о невозможности вспышки новых империалистских войн и о легком захвате власти рабочим классом в процессе войны. Организации рабочего класса противопоставляются организованность и вооружение буржуазии.

Во время империалистской войны мы еще не знали мощных фашистских вооруженных организаций.

Буржуазия готова к борьбе с революциями неизмеримо больше, чем это было во время империалистской войны С.-д. партии будут еще больше поддерживать и обслуживать войны империалистов. Революции, т. е. превращение войн империалистских в гражданские, неизбежны, но они не начинаются немедленно с началом войны. Как революционные перспективы в странах капитализма, так и факт существования пролетарского государства—Советского Союза среди капиталистического мира естественно ставят вопрос о формах новых революционных войн.

Выше этот вопрос уже затрагивался вскользь. В данном случае интересно рассмотреть его с точки зрения тех стратегических форм, которые можно предвидеть в той или иной степени. Энгельс, изучая в 1852 вопрос о революционных войны, говорит, что «эмансипация пролетариата так же» (как эмансипация буржуазии и крестьянства Великой французской революции) «будет иметь свое военное выражение и создаст новый метод ведения войны». Однако, вместе с тем, Энгельс указывает, что новое военное искусство пролетариата может появиться лишь с ростом средств производства. Только это последнее условие, а также «действительное освобождение пролетариата, полное устранение всех классовых отличий, полное обобществление всех средств производства» (Энгельс) могут создать условия для появления новых форм войны и новой военной науки.

Можем ли мы теперь говорить о новых формах войны победившего пролетариата? Мы имеем сейчас несомненный факт изменения «солдатского материала». Наша Рабоче-Крестьянская Красная армия, воспитанная как орудие пролетарской диктатуры и в духе интернационализма, несомненно, несет в этом смысле совершенно новое начало, ибо будет иметь за неприятельским фронтом своих союзников пролетариев, хотя бы и в состоянии «скрытой теплоты плавления».

 Это обстоятельство не дает нашей советской стратегии каких-либо точных методов расчета.

 Формы боя и сражения не изменятся сколько-нибудь заметно под влиянием только фактора HOBOI О человеческою материала в Красной армии, но и организация тыла Красных армий и советизация занятой территории под влиянием этого фактора будут иметь резко отличный характер и другие последствия, по сравнению с оккупацией нашей советской территории капиталистическими армиями, сопровождающейся восстановлением свергнутой у нас буржуазной власти.

Несмотря на многие конкретные трудности национального и религиозного порядка, Рабоче-Крестьянской Красной армии неизмеримо легче охватить своим влиянием занятые территории буржуазных государств и организовать в них диктатуру пролетариата, нежели империалистам восстанавливать диктатуру буржуазии на территории СССР. В этом смысле расширение социалистического базиса войны принимает особые, новые формы и является тем основным новым звеном, которое наиболее характеризует современные революционные войны пролетариата против империалистов, Политработа, проводимая ВКП(б) в Красной армии, превращает ее в мощное орудие международной солидарности пролетариата.

Развитие нашей промышленности, в перспективе индустриализации страны, несомненно выдвинет новые способы ведения войны, операции и боя, резко отличные от современных. Но независимо от этих материальных перспектив, предстоящая нам войны будет происходить в условиях, совершенно отличных от условий ведения войны империалистами, благодаря расширению политического базиса борьбы по ту сторону фронта. Прочному осуществлению рабоче-крестьянской смычки, несмотря ни на какие затруднения, будет противопоставлена ожесточенная классовая борьба в лагере империалистов. Эта борьба, по мере развития войны империалистов против Советского Союза, будет превращаться из империалистской в гражданскую.

Нечего и говорить о том, что «организация общественного мнения» находится в совершенно различных условиях в капиталистических странах и у нас.

Парламентаризму, сопровождающемуся острой борьбой классов, будет противопоставлена единая и единственная коммунистическая партия, осуществляющая диктатуру пролетариата на основе прочного союза рабочего класса и крестьянства, в стране, которая «идет к новой и настоящей отечественной войне, к войне за сохранение и упрочение Советской власти» (Ленин). Рост боевых средств и вспомогательных средств борьбы, имеющих применение в современных войны, резким образом изменил условия ведения В. Мы не можем теперь ожидать сражений, которые повлекли бы за собой одним ударом уничтожение всей действующ. армии противника.

Ширина фронтов, мощность железнодорожной сети и глубина театров войны не позволяют достигнуть такого исхода. войны складывается из ряда последовательных операций, которые в конечном счете должны привести к окончательной ликвидации или разгрому вооруженных сил противника, к захвату его экономических источников, питающих войны, и его территории. Решительные действия могут прерываться позиционными сиденьями, отделяющими один период войны от другого. Борьба длительная, с напряжением всех экономических и социальных сил, сопровождающаяся обострением классовых противоречий, характеризует современные массовые войны, в которых обе стороны стремятся к решительному поражению вооруженных сил противника, применяя громадные силы и средства, так как «масса наступательных средств составляет необходимый результат высшей ступени цивилизации» (Энгельс).

Колониальная политика как политика естественного отбора и борьбы за существование.

Колонии (от лат. colonia) в первичном значении этого слова означали более или менее организованные массовые поселения граждан какого-нибудь государства вне пределов их родины— обыкновенно за морем, но иногда и в соседних областях и даже на малонаселенных окраинах того же государства. В этом смысле слово колония употреблялось как в античном мире, в Греции и Риме, так и в последующие века в отношении поселений, устраиваемых у себя каким-нибудь государством для переселенцев из других стран или самостоятельно возникавших в слабо населённых странах в результате массовой иммиграции из других государств (напр., английские Колония в Сев. Америке в 17 в.).

Наряду с этими Колония поселенческого, т . е. зомледельческо-скотоводчаского, нередко военно-поселенческого типа, существовали уже в античном обществе Колония иного тина—территории, захваченные в результате завоевательной политики сильных государств в целях ограбления и эксплуатации их населения и разработки естественных богатств. Так, войны Афинской республики с Персидской монархией были войнами за малоазиатские и черноморские колонии, за торговую гегемонию Афин во всем тогдашнем мире. Нубия под властью древнего Египта, Ассирия под властью Вавилона, Лидия под властью древней Персии—все они были по существу Колонией, хотя этим или аналогичным именем и не назывались.

В древнем Риме, наряду с Колонией, специфически так именуемыми, большинство провинций, начиная с Сицилии, в течение веков находилось на положении Колонии и подвергалось жесточайшей эксплуатацией в пользу Рима. По мере вовлечения Колонии в русло капиталистической эксплуатации момент переселенческий, игравший значительную, а иногда и превалирующую роль в докапиталистических обществах, все более отходит на задний план. Прямой:

• грабеж,
• дань,
• подати и
• обращение в рабство

Обычные формы эксплуатации Колоний не только в период рабовладельческого общества, но и на дальнейших этапах исторического общественного развития.

Конечно, формы этой эксплуатации соответствовали каждый раз данной стадии общественно-экономической формации, и в соответствии с этим изменялось значение Колония, изменялись цели в процессе эксплуатации и формы колониальной завоевательной политики.

Термин Колония  в современном смысле применяется к заморским или окраинным владениям того или иного империалистического государства (метрополии), населенным угнетенными народами, которые утратили государственную самостоятельность и независимость и подвергаются систематической эксплуатации и грабежу со стороны государств-метрополий. История Колоний в современном смысле начинается вместе с историей мировой торговли, мирового рынка, созданного великими географическими открытиями, положившими начало длинной цепи колониальных захватов.

С колониальной торговлей на всем протяжении периода первоначального накопления тесно переплетались:

• грабеж,
• разбой,
• войны.

С ростом промышленного капитала Колонии начинают играть роль источников необходимого для метрополии сырья и рынков сбыта промышленных товаров метрополии.

С наступлением эпохи империализма Колонии приобретают решающее значение как источники сырья, как сферы приложения финансового капитала и извлечения им монопольных прибылей.

При владении Колонией получается полная гарантия успеха монополий в борьбе с соперниками.

Хищническая же сущность колониального господства и колониальной политики резко обнажается и приобретает всеобщий характер. Колониальная политика являлась существенным звеном внешней политики у ж е в древнем мире, и погоня за колониями нередко лежала в основе международных противоречий и столкновений,—достаточно вспомнить знаменитые Греко-персидские войны из-за малоазиатских Колоний или не менее знаменитые Пунические войны из-за обладания Сицилией.—Однако только в капиталистическую эпоху колониальный вопрос становится преобладающим (уже в Англии или отчасти во Франции 18 в.), а при империализме—почти исключительным в определении внешней политики всех более или менее крупных капиталистических держав.

В основе колониальной политики лежит стремление к максимальной колониальной экспансии или путем захвата новых незанятых земель (до эпохи империализма) или путем вооружённой борьбы за передел колоний, ранее захваченных другими державами (при империализме).—Жестокая, хищническая эксплуатация в самых разнообразных формах составляет неотъемлемую часть капиталистического хозяйничанья в Колонии

К формам прямого или замаскированного рабства, распространенного в ряде африканских колоний и в Центральной и Южной Америке в виде т. н. долгового рабства, постепенно присоединялись на более высоких ступенях и другие, как:

1. экспроприация земли,
2. договорная и ростовщическая кабала,
3. обложение высокими подушными и другими налогами (в денежной форме), заставляющими туземцев производить товарные культуры и
4. продавать свою рабочую силу плантаторам или владельцам рудников за бесценок и т. д.

Нередко скрещиваясь и дополняя друг друга, эти формы эксплуатации вместо с разнообразными методами национального угнетения характерны в особенности для эпохи финансового монополистического капитала, когда капитал перерастает рамки национальных государств

Колониальные войны, войны капиталистических государств с целью завоевания колоний или сохранения в них своего господства.

В древности Колониальные войны вели Финикия, Карфаген и греческие республики, стремившиеся распространить свое владычество на берегах Средиземного моря. Их сменил Рим, направлявший свои завоевания не только по берегам Средиземного моря, но и в Малую Азию и в Центральную Европу. В Средние века купеческие компании и торговые фирмы (Ганзейский союз, банкирский дом Фуггеров и др.) субсидируют и финансируют крупные военные предприятия королей и императоров, а иногда и сами их организуют. В 12 и 13 вв. эти войны в форме т. н. Крестовых походов привели к разрушению Византийской империи, к возникновению купеческих республик в Италии (Венеция, Генуя и др.) и их торговых факторий на Черном море.

В середине 15 века европейские государства ищут новых путей связи с Востоком и Индией, так как завоевание турками Константинополя (в 1453) имело последствием закрытие восточных рынков для европейской торговли. В этот период выдвигаются на первое место государства, обращенные к Атлантическому океану, — Испания, Португалия, Франция, Нидерланды и Англия, а прежние—итальянские республики и германские государства—отходят на второй план. Стремление найти более короткий путь в Индию привело к открытию Колумбом Америки и к постепенному захвату ею южной части Испанией и Португалией и Сев. Францией и Англией.

Колониальная война за богатства Америки (особенно за драгоценные металлы) и за океанские пути сообщения вызвала ряд колониальных и торговых войн и послужила стимулом к огромному развитию торговых и военных флотов, причем последние выросли из узаконенного правительствами морского разбоя. Маркс следующим образом характеризует эти новые колониальные и торговые войны:

1. «Открытие золотых и серебряных приисков в Америке,
2. искоренение,
3. порабощение и
4. погребение заживо туземного населения в рудниках,
5. первые шаги к завоеванию и разграблению Ост-Индии,
6. превращение Африки в заповедное поле охоты на чернокожих

Такова была утренняя заря капиталистической эры производства.

 Эти идиллические процессы составляют главные моменты первоначального накопления. За ними следует торговая война европейских наций, ареной для которой служит земной шар» (Маркс, Капитал, т. I, 8 изд., 1936, стр. 645).

Чарльз Дарвин. Закономерности естественного отбора и борьбы за существование в эпоху империализма.

 Эксплуатация и порабощение народов колониальных, полуколониальных и зависимых стран. В эпоху империализма все условия экономического, политического и культурного развития в Колонии определяются не на основе одного лишь внешнего принуждения, но на базе овладения «командными высотами» в угнетенных странах, на базенасильственного приспособления всей суммы общественных связей к условиям монопольного господства империалистической буржуазии. Чрезвычайно разнообразны также как формы и методы эксплуатации, так и формы управления в Колонии.

Здесь между полной автономией англ. доминионов, являющихся по существу уже не Колонией а самостоятельными импсриалистич. государствами, с одной стороны, и столь же полным политич. порабощением—с другой («коронные колонии» Англии, Бельгийское Конго), существовал ряд промежуточных форм господства в виде «союзов» (вроде англо-иракского или франко-сирийского), «протекторатов» (вроде тунисского), ограниченного местного самоуправления с правом вето губернаторов (как ныне в Индии) и т. д. Все эти формы управления определяются в основном интересами финансового капитала, но также в немалой степени уровнем общественно-экономического развития самих Колоний и степенью активного сопротивления колониального населения власти метрополии.

Помимо Колонии в собственном смысле Таковыми «зависимыми» странами являются Египет, Ирак, Сирия, состоящие в «союзах» с Англией или Францией, к ним же можно отнести некоторые латиноамериканские республики. Эксплуатация и порабощение народов колониальных, полуколониальных и зависимых стран, составляющих в общей сумме подавляющее большинство населения земного шара, являются одним из важнсйших резервов империализма. —«Одним из главных источников, откуда европейский капитализм черпает спою «основную силу, —говорится в материалах II Конгресса Коминтерна, — являются колониальные владения и зависимые страны». Но владея обширными колониальными рынками и широким полем колониальной эксплуатации, капиталистические державы Европы, не могли бы поддерживать свое существование». Сверхприбыль, получаемая с колоний, является главным источником средств современного капитализма.

Однако, по моро развития в колониях национально-освободительного движения, поднявшегося на новую ступень.

После первой мировой империалистической войны 1914—18 и особенно после победы Великой Октябрьской социалистической революции 1917 в России, колонии из резерва империализма все в большей мере превращаются в резерв мировой пролетарской революции.—«Уничтожение колониального владычества вместе с пролетарской революцией в метрополиях свергнет капиталистическую систему в Европе… Для того, чтобы обеспечить окончательный успех мировой революции, необходимо совместное действие этих двух сил »(см. Материалы II Конгресса Коминтерна).

В нижеследующем рассматривается в самых основных чертах:

1) роль Колонии и колониальной политики на разных этапах исторического развития,

2) влияние колониальной эксплуатации в капиталистической стадии (особенно в эпоху империализма) на экономический и социальный строй колониальных народов,

3) борьба колониальных пародов против империалистических насильников и особенно против злейшего врага —фашизма. Возникающие отсюда вопросы национально-колониального освобождения в развернутой принципиальной теоретической постановке в свете марксистско-ленинско-сталинской теории изложены в статье Национально-колониальный вопрос (см.).

В странах классического Востока наиболее древними колониями принято считать ассирийские поселения в Каппадокии (в 3 тысячелетии до хр. э.). Это были торговые поселения, снабжавшие Ассур товарами, шедшими дальше в Вавилон (серебро, дерево, камень). Много колоний было основано в 10—-8 веках до хр. о. выходцами из финикийских городов (гл. обр. из Тира и Сидона). Финикийские Колонии находились в различных частях Средиземного моря (Кипр, Сицилии, Сардиния, Испания, Сев. Африка) и первоначально были торговыми факториями (см.).

По своему значению и по своеобразию развития из финикийских колоний выделяется Карфаген.

Отделившись от Тира, Карфаген в свою очередь основал целый ряд колоний в западной части Средиземноморского бассейна. Бассейн Средиземного моря служил главнейшим торговым путем, связывающим Запад и Восток Европы с го. -8. частями Азии. Карфаген, в лице своих олигархически организованных купцов, вел широкую посредническую международную торговлю и процветал за счет эксплуатировавшихся им средиземноморских народов.

«Недаром его (торгового капитала. —1’сд.) развитие у торговых пародов как древнего, так и нового времени непосредственно связано с насильническим грабежом, морским разбоем, похищением рабов, порабощением колоний; так было в Карфагене, в Риме, позднею у венецианцев, португальцев, голландцев ИТ. Д.» ( М а р к с , Капитал, т. I I I , 8 изд., 1936, стр. 297). В пределах африканских и сицилийских владений Карфагена были распространены крупные поместья, где в широких размерах применялся рабский труд. Во многих отношениях карфагенские поместья, ориентировавшиеся в значительной мерена сбыт своей продукции вовне, послужили образцом для римских латифундий (см.). Греческие колонии появились еще на грани 2 и 1 тысячелетий до хр. э., когда стали основываться эллинские города в Малой Азии, но планомерное и систематическое основание колоний греками начинается в 8 веке до хр. э. и продолжается до 6 в. до хр. э.

Как подчеркивали Маркс и Энгельс, «в древних государствах, в Греции и Риме, принудительная эмиграция, принимавшая форму периодического устройства колоний, составляла постоянное звено «Общественной цепи… Недостаточное развитие производительных сил ставило граждан в зависимость от определенного количественного соотношения, которого нельзя было нарушать. Поэтому единственным выходом из положения была принудительная эмиграция» ( М а р к с и Э н г е л ь с, Соч., т. IX, стр. 278).

«Универсальный Закон природы: существо, недостаточно энергичное, чтобы бороться за своё существование, должно погибнуть».

В Греции (как и вообще в древнем мире) этот процесс представлял собой, однако, не только колонизацию, но и колониальное расширение. Городами, наиболее активно участвовавшими в Колонии, были Милот (в Малой Азии), Халкида и Эретрия (на о-ве Эвбео), Коринф и Мегара (в самой Греции). Колонизация шла в трех направлениях:

1) на 3. —гл. обр. в Сицилию и Италию,

2) па Ю.—в Киронаику и п г. Павкратис в Египте и

3) на С.-В.—в сторону Фракийского побережья (особенно п-ова Халкидика), побережья Босфора и южного, западного и сев. побережья Черного моря. Ряд греч.

Колонии находился в пределах современного СССР: Ольвия, Херсонес, Пантикапея, Фанагория и др.; самой северной из этих Колоний был Танаис в устьях Дона. Греческие Колонии, были прежде всего земледельческими поселениями, но и торговля, особенное метрополией, играла здесь большую роль. Колонии доставляли в Грецию хлеб, скот, рыбу, меха, кожи, шерсть, воск, драгоценные металлы, а также рабов. Из греческих же городов в Колонии ввозились произведения керамики, золотые и серебряные изделия, вино. Отношения между греч. Колоний и метрополиями были различны. В большинстве случаев [но не всегда, например, афинские] греческие колонии пользовались независимостью и были самостоятельными от метрополии городами-государствами.

В эпоху эллинизма, при преемниках Александра Македонского в покоренных странах основывались города, имевшие характер колоний.

Но своего наибольшего развития античные колонии достигли в римский период. В эпоху Римской республики, при завоевании Римом Италии, первоначально, в 5—3 вв. до хр. э., словом «колония» обозначались военно-земледельч. поселения, которые основывались на отобранной у покоренных племен части земли. Основной целью было при этом укрепление политического господства Рима над вновь захваченными территориями путем наделения здесь землей римских граждан.

Различались coloniao rornanao—со всеми правами римского гражданства и coloniao latinae—с ограниченными правами. В дальнейшем, на протяжении римской истории, содержание термина менялось. По мере роста крупного землевладения и обострения на этой почве классовой борьбы во вновь основанные Колонии начали выселять обезземеленные элементы Рима, чтобы таким путем разрядить внутренние противоречия в среде свободной части населения (реформы Гракхов, последняя треть 2 в. до хр. э.). С 1 в. до хр. э. колониями начали называться преимущественно поселения, основывавшиеся с целью наделения землей ветеранов.

Такие Колонии создавались Суллой, Цезарем, Августом и другими полководцами, и императорами. Римские Колонии в этом смысле слова были организованы в Галлии, Африке, Испании, Македонии, Сирии и других провинциях на той земле, которая в результате римского завоевания конфисковывалась у коренного населения и рассматривалась как ager publicus. Часть таких «колоний» была заложена на месте прежних городов. Так, в 44 до христианской эры, на месте разрушенного римлянами в 146 до хр. э. Карфагена, была основана римская колония под тем же названием. В эпоху Империи термин «колония» утрачивает свое первоначальное значение поселения выходцев из Рима (а затем Италии) и становится титулом провинциальных городов высшего ранга в отличие от муниципиев и civitates.

Проявлением своеобразной колониальной политики Рима был весь процесс образования римской «мировой» державы—«империи», под тяжелым ярмом которой оказались покоренные Римом народы. Завоеванные римлянами вне Италии территории назывались провинциями (см.) (первая провинция Сицилия появилась в 241 до хр. э. в результате 1-й Пунической войны), и утратившие свою самостоятельность народы многих из этих провинций были в чрезвычайно угнетенном положении.

Классическую характеристику колониальных «порядков» Рима дал Энгельс в «Происхождении семьи…»: «уже начиная с последних времен республики римское владычество основывалось на беспощадной эксплуатации завоеванных провинций; империя не только не устранила этой эксплуатации, а, напротив, превратила ее в систему.

Чем более империя приходила в упадок, тем выше становились налоги и повинности, тем бесстыднее грабили и вымогали чиновники.

 Торговля и промышленность никогда не были делом господствовавших над народами римлян; только в сфере ростовщичества. они превзошли все, что было до и после них. Существовавшая раньше и еще сохранявшаяся торговля погибла из-за вымогательства чиновников; уцелевшие остатки ее приходятся на восточную, греческую часть империи. Всеобщее обеднение, сокращенно торговых сношений, упадок ремесла, искусства, уменьшение населения, упадок городов, возврат земледелия к более низкому уровню — таков был конечный результат римского мирового господства»( М а р к с и Э н г е л ь с , Соч., т. XVI, ч. 1,стр. 125).

К истории Средних веков, особенно к раннему Средневековью, термин «колонии» можно применять лишь с большой осторожностью. Общественно-экономическому строю феодализма, в основе которого лежит натуральное хозяйство (см. Феодализм), колониальная политика свойственна в гораздо меньшей степени, чем неразрывно связанному с рынком рабовладельческому строю, а тем более—строю капиталистическому, товарному по своей природе.

Территориальная экспансия ранне-феодальных государств обычно не приводила на сколько-нибудь длительный срок к разделению стран на эксплуатирующие и эксплуатируемые; завоеванные земли либо входили в состав государства-завоевателя в качество королевского домена или ленных вассальных владений, либо же, напротив, как было во время  Крестовых походов (см.), превращались в самостоятельные феодальные государства, воспроизводившие общественно-экономический строй тех государств, откуда пришли завоеватели (см. Иерусалимское королевство). Наряду с простым завоеванием история феодализма знает и другую форму экспансии—колонизацию, когда на новые земли переселялось феодально-зависимое крестьянство, в положении которого при этом обычно происходили значительные изменения.

Часто колонизация и завоевание сливались; так было в начале Крестовых походов и при колонизации немцами Восточной Европы, когда колонизация отличалась исключительно варварским и жестоким характером и привела к полному уничтожению ряда племен и народов. Однако уже очень рано к феодальным завоевателям и колонизаторам начинают присоединяться торгово-купеческие элементы. Их деятельность в захваченных территориях можно рассматривать как зародыш колониальной политики, развившейся к 16—17 вв., т. е. в поздний период средневековой истории, в ту «колониальную систему», к-рая составляла важнейшее звено в процессе так наз. первоначального накопления.

Нередко представителем торговых интересов выступала католическая церковь, бывшая одновременно и организатором многих феодальных завоеваний.

 Тевтонский орден (см.) при завоевании ряда областей Вост. Европы также занимался одновременно и крупными торгово-ростовщич. операциями, носившими черты колониальной эксплуатации. Но особенно ярко выступают эти черты в торговой деятельности купечества итальянских городов Амальфи, Пизы, Флоренции, Милана, Венеции, Генуи в 12—15 веках на Востоке, т. е. в восточно-средиземноморских (см. Левант) и причерноморских областях, а частично также в деятельности Ганзы (см.) на С. И С.-В. Европы.

Венецианцы и генуэзцы в виде компенсации за поддержку, оказанную ими при организации Крестовых походов, захватили в свои руки большинство средиземноморских островов и важнейшие береговые торговые пункты Балканского п-ова, Сирии, Египта, а также Крыма и восточного побережья Черного моря (см. Генуэзские колонии). В этих пунктах основывались или большие поселения или чисто торговые фактории (см.); в обоих случаях генуэзцы и венецианцы пользовались этими Колониями не только как опорными пунктами для посреднической торговли с более отдаленными странами Востока, но и как средством прямой эксплуатации местного крестьянского и ремесленного населения. Во второй половине 15 в. происходит быстрое падение значения этих Колоний в связи с завоеванием Византии турками. Европейская торговля с Индией и другими азиатскими странами оказалась перед угрозой прекращения.

Поиски в 16—-17 вв. новых торговых путей па В., минуя Левант, откуда из Индии вплоть до этого времени, при посредничестве арабских купцов, доставлялась большая часть восточных («колониальных») продуктов (перец, имбирь, индиго и пр.) и изделий (шелк, хлопчатобумажные ткани и пр.), послужили толчком к открытию новых стран и основанию колоний. Инициатива в этих поисках принадлежала Португалии, порты которой до этого служили перевалочными пунктами для восточных продуктов, провозимых из Средиземного моря к западному побережью Европы и в Англию, и больно ощущали сокращение этих перевозок.

Медленно, но методически португальские моряки стали пробиваться вдоль западного берега Африки, достигли и обогнули южную оконечность материка (мыс Доброй Надежды) и вышли в Индийский океан. По пути они основывали торговые фактории и форты сначала в Западной, потом в Вост. Африке, захватили Аден и Бахрейнские острова и обосновались на Малабарском побережье Индии. Арабской торговле, господствовавшей в бассейне Индийского океана, был нанесен жестокий удар. Мировые торговые центры перемещаются со Средиземного моря к берегам Атлантического океана.

На смену морской приходит мировая океаническая торговля.

Таблица к карте 1555 г.(а. англичане, и.—испанцы, п.—португальцы, ф, —французы).

С конца 15 в. началась быстрая экспансия другой страны Пиренейского полуострова—Испании. В течение трех—четырех десятков лет после открытия Колумбом Америки (1492) испанские конквистадоры, прибегая к беспощадному ограблению туземного населения и сея по пути разрушение, покорили Мексику, Вест-Индию, Перу, Боливию и часть Чили. В 1493 папский престол санкционировал раздел мира между Испанией и Португалией. Но испано-португальская колониальная монополия была недолговечна. Голландия, достигшая к половине 17 в. зенита своего торгового могущества (см. Нидерланды, Исторический очерк), захватила большинство португальских колоний на Востоке и обосновалась в Вест-Индии, в Гвиане, на западном побережья Африки.

В 1650 от Аравии до Японии насчитывалось ок. 80 голландских торговых факторий. Англо-голландские войны 1652—54,1664—67, 1672—1674 и Война за Испанское наследство (см.)  (1701—14) выдвинули на авансцену Англию, которая знаменитым кромвелевским Навигационным актом (см.) (1651) обеспечила судоходство между Англией и со колониями за англ. Кораблями и допускала вывоз продуктов из англ. колоний лишь в английские порты. В 18 в. решающее значение приобрела борьба за торговую гегемонию и за обладание колониями между Францией и Англией. Она завершилась—уже по окончании Наполеоновских войн (см. Наполеон I)—решительной победой Великобритании.

Несмотря на громадное значение колониальной системы для первоначального накопления (см.), колониальными владениями далее к концу 18 в. была занята лишь сравнительно незначительная часть земного шара, причем больше всего колоний находилось в Новом Свете. Здесь решительно преобладали Испания и Португалия, хотя значительная, если не подавляющая, часть торговли уже перешла в руки Англии и др. конкурирующих стран. Большая часть Африки оставалась сплошным белым пятном, за исключением отдельных пунктов на западном и восточном побережье и на крайнем юге. В Индию вклинивались лишь отдельные незначительные территории, захваченные гл. обр. англичанами (наиболее крупной была Бенгалия, подпавшая под власть Ост-Индской компании в 1757—1)5).

С колониальной торговлей на всем протяжении периода первоначального накопления тесно переплетались грабеж, разбой, торговые войны, прямое и грубое расхищение накопленных и естественных богатств и разрушение производительных сил колониальных народов. «Открытие золотых и серебряных приисков в Америке, искоренение, порабощение и разграбление заживо туземного населения в рудниках, первые шаги к завоеванию и разграблению Ост-Индии, превращение Африки в заповедное поле охоты на чернокожих, —такова была утренняя заря капиталистической эры производства.

Эти идиллические процессы составляют главные моменты первоначального накопления» ( М а р к с , Капитал,т. I, 8 изд., 1936, стр. 645).

С середины 17 в., наряду с продолжаюшимися прямым расхищением богатств колоний, начало развиваться систематическое плантационное производство на мировой рынок на основе рабского труда, а с другой стороны, колонии начали становиться крупными потребителями мануфактур метрополий. В ряде стран, превращенных европейцами в колонии, они или застали сложившийся феодализм в различных его разновидностях или насадили его, сочетая с ним другие докапиталистические формы эксплуатации.

Например, в азиатских странах—прежде всего в Малайе, Зондском архипелаге, Индостане—португальцы, голландцы, французы, англичане столкнулись с мелкими феодальными княжествами или с централизованными феодальными империями (Империя Великих моголов в Индии). Их торговые монополии становились надстройкой над феодальной организацией. Управление обычно оставалось в руках феодалов, но действительная власть принадлежала торговым компаниям. Прибавочный продукт, присваивавшийся феодальными князьями, все в большей мере переходил в руки иностранных купцов, а феодальная верхушка постепенно была превращена в посредника по эксплуатации туземного населения иностранным капиталом.

Захват сплошных территорий и подчинение их политич. контролю со стороны торговых монополий или непосредственно метрополий ведет начало лишь со второй половины 18 века.

На американском континенте индейское коренное население было или истреблено (Сев. Америка) или же закрепощено (Центральная и Юле. Америка).

 Различие в типе колонизации таких государств-метрополий, как Англия (частично Франция и Голландия, принимавшие участие в колонизации США и Канады), с одной стороны, и Испания и Португалия—с другой, было основным и решающим фактором, обусловившим развитие северной и южной части американского континента по различным историческим путям.

Испания и Португалия, колонизировавшие Латинскую Америку, перенесли сюда свою социальную организацию—феодализм. Не истребленная испанцами часть населения была закрепощена, а частью превращена в рабов (митайосы на серебряных рудниках в Боливии и Пору). В Северной же Америке среди гораздо более многочисленных, чем на Юге, колонистов преобладал торговый и ремесленно-земледельческий элемент, нередко вынуждавшийся к эмиграции религиозными и иными преследованиями в Европе.

Их взаимоотношения с коренным местным населением—индейцами—сводились гл. обр. к тому, что у последних экспроприировалось основное средство производства—земля, а сами они либо просто подвергались физическому уничтожению, либо сгонялись с занятых ими территорий, оттеснялись во все более отдаленные районы и ставились в такие условия, при которых большая часть их вымирала.

Хотя и здесь не было недостатка в попытках установить феодальные отношения, они все же в конце концов не имели успеха.

Таблица к карте 1763 г.(а.—англичане, г.—голландцы, д.—датчане, и,—исианци, н,—нидерландцы, п.—португальцы, ф.—фрамцузы).

Колониальная зависимость колоний со старыми (Индия, Индонезия) или насажденными европейцами (Латинская Америка) феодальными и фсодалыю-рабовладельческими порядками оказалась наиболее устойчивой, в то время как колонии типа будущих США, Канады, Ньюфаундленда, почти с самого же начала развивавшиеся в основном по капиталистическому пути, сумели полностью освободиться от колониальной зависимости (США с 1776, см. Соединенные Штаты Ам,ерики, Исторический очерк) или уже относительно рано свели ее к минимальным размерам (см. Канада, Исторический очерк).

Огромная роль колониальной системы как рычага первоначального накопления заключается в следующих моментах:

1) колониальная система обусловила возможность образования крупных капиталов еще в то время, когда в самой Европе этот процесс тормозился медленным темпом проникновения капитализма в производство и ограниченными размерами местных рынков. Грабеж колоний и развитие па этой основе мировой торговли имели своим результатом колоссальный рост купеческого капитала в форме прежде всего монопольных торговых компаний, которые были мощным рычагом концентрации капитала;

2) наплыв в Европу золота и серебра из стран Нового Света способствовал развитию товарно-денежных отношений, следовательно, и развитию капитализма. «Сокровища, добытые за пределами Европы посредством грабежа, порабощения туземцев, убийств, притекали в метрополию и тут превращались в капитал» ( Маркс, Капитал, т. I, 8 изд., 1936, стр. 647). С другой стороны, уменьшение стоимости денег и повышение товарных цен привели к усилению эксплуатации производителей, в первую очередь в отраслях промышленности, работавших на внешний рынок;

3) торговля рабами и применение рабского труда в колониях были неотъемлемым звеном колониальной системы. Принося громадный доход, работорговля (см.) была неиссякаемым источником накопления. Она получила особый размах во 2-й половине 17 в. в связи с быстрым ростом плантаций сахарного тростника в Вест-Индии. Получение Англией в 1713 по Утрехтскому миру (см.) ассионта (подряда) на поставку рабов в испанские колонии сыграло немалую роль в превращении Англии в первую по уровню своего развития капиталистич. страну мира. Организация планомерного производства в колониях для мирового рынка стала первоначально возможной только на основе применения рабского труда (плантационное хозяйство Вест-Индии и С.-В. Бразилии, обслуживавшееся гл. обр. африканскими неграми-невольниками; эксплуатация серебряных рудников Боливии и Пору закрепощенными индейцами и т. д.).

4) колониальная торговля в эпоху первоначального накопления способствовала возникновению зачатков мирового разделения труда и зарождению мирового рынка. Вовлечение все более разно-образных товаров в оборот и относительное удешевление транспорта оказали сильное влияние на расширение рамок торговли и на ее интенсификацию;

5) в колониальных странах мануфактуры метрополий нашли верный сбыт своим изделиям.

6) колониальная система с ее морской торговлей и торговыми войнами ускорила также развитие системы государственного кредита (гос. займов). Яркие примеры теснейшей связи государственного кредита и колониальной системы дает история английского Общества южных морей (основано в 1711) или французского Миссисипского общества (основано в 1719). Еще более известным примером является английская Ост-Индская компания (см.).

Не следует упускать из виду, что значение колониальной системы для капиталистич. развития метрополии зависело не только от размеров колониальных владений и доставляемых ими богатств, но, еще больше, от уровня экономич. развития самой метрополии, от ее способности производительно использовать эти богатства. Португалия и Испания захватили в 16 в. громадные колониальные территории. Но ни транспорты пряностей, ввозимых Португалией с В., ни потоки золота и серебра, плывшие в Испанию через океан, не спасли их от быстрого упадка. Португалия довольствовалась тем, что перевозила пряности из колоний в свои порты и перепродавала их другим торговым нациям (гл. обр. голландцам).

Золото и серебро испанской Америки через каналы внешней торговли (не говоря уже о пиратстве) переливались в становившиеся передовыми страны Европы, а собственные мануфактуры Испании захирели.

Награбленные Испанией и Португалией сокровища Старого и Нового Света превратились в капитал в руках голландских и англ. купцов. В самих колониях система первоначального накопления задерживала развитие производительных сил, а подчас приводила и к их полному разрушению, к обескровливанию и истощению народного хозяйства и к истреблению целых народов. За двадцать лет испанского владычества в Гаити из 1 мл. индейцев осталось несколько тысяч.

На о-ве Куба к 1554 осталось всего 60 индейских семейств. За два века испанского господства в Латинской Америке индейского населения исчезло с лица земли. Господство голландской Ост-Индской компании в Зондском архипелаге привело к не менее печальным результатам. Численность населения к началу 19 века уменьшилась до 8 тыс., тогда как еще в 1750 здесь насчитывалось 80 тыс. человек. В 1770, вследствие непомерных податей, введенных английской Ост-Индской компанией после оккупации Бенгалии, страну постиг страшный голод, унесший 10 млн. жизней.

Меркантильная колониальная политика душила малейшие ростки самостоятельного экономического развития колоний и стремилась обеспечить монопольный грабеж колониальных территорий привилегированными компаниями метрополии. В части колоний (преимущественно в колониях т. н. переселенческого типа, как северо-американские колонии Англии, в дальнейшем США) это уже относительно рано создавало почву для глубокой оппозиции метрополии далее в среде выходцев из нее и их потомков, закончившейся в одном случае более, в другом менее успешной борьбой этих колоний за независимость (США, Латинская Америка и др.).

Колонии в эпоху домонополистического капитализма. Англия выходит крупнейшей промышленной и колониальной державой мира.

В конце 18 века старая колониальная система Вест-Индии и Центральной и Южной Америки, построенная на плантационном хозяйстве и рабстве, переживала глубокий кризис. В результате хищнического хозяйничания серебряные рудники Мексики, Перу и Боливии пришли в упадок. Еще задолго до уничтожении черного рабства в англ. вест-индских владениях (1833) возделывание сахарного тростника становилось все менее прибыльным. Все чаще происходили восстания негров-рабов.

В Северной Америке систематическое подавление Англией молодого местного капитализма, затруднения, чинимые колониальными властями тем, кто желал переселиться на Запад и освоить новые, еще не занятые колонистами земли, и ряд других причин вызвали восстание североамериканских колоний Англии, привели к войне за независимость (1775—1783), к освобождению этих колоний от деспотического английского колониального ига и к созданию Соединенных Штатов (см. Соединенные Штаты Америки, Исторический очерк), самостоятельное капиталистич. развитие которых пошло с этого времени чрезвычайно быстрым темпом. Ослабленная утратой своих основных колониальных владений в Америке, Англия компенсировала себя дальнейшим увеличением и укреплением своих индийских владений (см. Индия, Историч. очерк).

В результате промышленного переворота (см.) в Англии и франц. бурж. революции 18 века позиции буржуазии в обеих этих странах чрезвычайно усилились.

 Борьба меду ними за торговое преобладание и за колонии, продолжавшаяся в течение всего 18 в., достигла в революционных (см. Франция, Исторический очерк) и Наполеоновских войнах (см. Наполеон I) и особенно с момента провозглашения Наполеоном континентальной блокадь (см.) своего наивысшего напряжения. Интересы промышленной буржуазии внесли в соперничество Англии и Франции новый элемент борьбы за промышленную гегемонию.

Победительницей в этой борьбе оказалась Англия, наиболее развитая в то время капиталистическая страна, в конце 18 и начале 19) вв. чрезвычайно усилившая свои позиции в колониях не только за счет Франции, но и за счет бывших колониальных владений Нидерландов (см. Нидерланды, Исторический очерк), Испании и Португалии. Попытки Наполеона возместить потерю французских колоний за счет голландских владений в Индонезии (см.) и нанести удар англичанам захватом Египта и Сирии и подготовлявшимся им походом на Индию кончились неудачей.

Разгром флота при Абукире (17!)8), капитуляция французов в Египте (1801), завоевание англичанами Маль-ты (1800), гибель французского и испанского флота при Трафальгаре (1805), уничтоясение посланного па защиту Индонезии голландского флота (1807—08) и пр. развеяли в прах колониальные проекты молодой франц. буржуазии. В то же время англичане отняли у голландцев Малаккский п-ов, Цейлон (1796), Демаррару (1803), Капскую землю (1806). Тем самым англ. господство в Индии и на путях к ней было обеспечено. Из континентальной блокады и потрясений, связанных с окончанием Наполеоновских войн, Англия выходит крупнейшей промышленной и колониальной державой мира.

Южные штаты Сев. Америки становятся сырьевой базой бурно развивающейся хлоп.-бум. промышленности Ланкашира, что оказывает сильное влияние на все их дальнейшее развитие, укрепляет здесь рабство и другие крепостнич. пережитки и играет позднее—в 60-х гг. 19 в.—большую роль во время гражданской войны в США (см. Со-единенные Штаты Америка, Исторнч. очерк), когда буржуазная и либеральная Англия открыто поддерживает рабовладельческие элементы Юга. Англия постепенно превращается в монополиста по торговле с Китаем. Освобождение стран Центральной и Юж. Америки [за исключением о-ва Куба (см.)] из-под испанского и португальского гнета, завершившееся к 1825, приводит к тому, что громадные пространства Центральной и Юж. Америки оказываются в очень сильной экономической и, в частности, финансовой зависимости от англ. капитала.

Начинается заселение Австралии, Новой Зеландии.

Закрепляется власть над Канадой во избежание соперничества США. Колониальное могущество, находившееся сперва в руках феодальных Испании и Португалии, а затем перешедшее к голландской буржуазии, сосредоточивается теперь в руках промышленно-капиталистической Англии. Устанавливается ее колониальная монополия, развивающаяся параллельно с укреплением монопольного положения Англии па мировом рынке. В связи с победой и укреплением капитализма в наиболее передовых странах Европы и прежде всего в Англии меняются содержание и формы колониальной политики.

Если прежде, в 16—18 вв., колониальная политика европейских феодалов и купцов сводилась, гл. обр., к расхищению местных богатств (золото, серебро, драгоценные камни), к вывозу в Европу колониальных товаров (пряностей, красок, шелка, изделий местных ремесленников—хлопчатобумажных и шелковых тканей, оружия и пр.), то теперь промышленная буржуазия находит в колониях новые возможности обогащения. Становясь односторонне развитой промышленной страной, Англия первая открывает в колониях важные рынки сбыта для своих товаров (гл. обр., текстильных), а несколько позднее превращает их в источники сырья для своей растущей капиталистич. промышленности. Намечается глубокий переворот в старом способе производства в колониях, и колонии включаются как органическое подчиненное звено, как аграрно-сырьевой придаток в быстро развивающуюся индустриальную систему Зап. Европы.

Форсируя создание массового спроса в колониях путем насильственного внедрения денежных отношений и товарных культур, экспроприации основного средства производства коренного населения — земли, разрушения ремесленного производства и патриархально-натуральных связей, Англия в стремительном темпе развивает свой экспорт в колонии. Особенно быстрый рост ввоза европейских фабричных изделий наблюдался в этот период преимущественно в таких колониях и отсталых странах, где развитое ремесло и отчасти мануфактуры сочетались с парцеллярным земледелием (Индия, Китай). Разрушение самостоятельных ремесел в этих странах быстро создавало громадный рынок сбыта для европейских фабрикатов.

В половине 19 в. Индия выдвигается на первое место как рынок сбыта ланкаширской хлоп.-бум. промышленности.

 Гибель туземного ремесла, вытесняемого дешевыми фабричными изделиями, голодная смерть миллионов ткачей и пр. ремесленников—таковы были непосредственные последствия политики иностранного капитала для народов колоний и зависимых стран. Колонии и зависимые страны становятся сырьевыми и продовольственными базами европейской и прежде всего английской промышленности.

Индия превращается в обширную плантацию хлопка, джута и опия. Прерии Юж. Америки и обширные территории Австралии с вытеснением овцеводства в Англии становятся британскими шерстяными фермами. В гораздо менее ярко выраженной форме и гораздо менее успешно та же тенденция проводилась и в колониях других европейских стран. Так, в голландской Индонезии происходит бурное расширение—-за счет рисовых полей -посевных площадей под индиго, кофе, какао, сахарный тростник и другие культуры, рассчитанные, правда, не столько на промышленное, сколько на личное потребление, не столько на нужды производства, сколько на нужды торговли.

Установление более тесных и регулярных экономических связей между метрополией и колониями и превращение последних в рынки сбыта европейской крупной промышленности и в производителей сырья и продовольствия для метрополии—все это выдвинуло перед европейской буржуазией вопрос о необходимости новых организационных форм осуществления колониальной эксплуатации. Форма монопольных компаний к этому времени явно устарела. Влиятельные группы новой буржуазии, устраненные при режиме господства торговых монополий от эксплуатации колоний, требуют своей доли колониальной добычи.

Промышленный капитал, выступая под знаменем свободной торговли, уничтожения старых привилегий и стеснительных мероприятий в сфере развертывания экономического оборота, добивается либо ликвидации колониальных торговых монополий, либо соответствующего их ограничения и приспособления к изменившейся обстановке. Существенным добавочным стимулом явилось при этом стремление подчинить колониальные территории непосредственному контролю государства-метрополии как органа, представляющего интересы ее господствующих классов в целом и обладающего громадной реальной властью, необходимой для обеспечения прочного захвата колониальных: территорий и для организации систематической и планомерной эксплуатации колониальных масс.

Во Франции и Голландии этот процесс был ускорен французской буржуазной революцией: в 1794 была ликвидирована французская Компания обеих Индий; в 1798, после занятия Голландии французами (см. Нидерланды, Исторический очерк) и создания Батавской республики, та же участь постигла голландскую Ост-Индскую компанию (см.). Окончательная ликвидация английской Ост-Индской компании задержалась вплоть до сипайского восстания (1858), но уже в 1813 ее монополия по торговле с Индией была отменена, а в 1833 уничтожена монополия и на торговлю с Китаем.

Однако колониальная обстановка настолько, видимо, располагала к монополиям, что далее при господстве «свободной конкуренции» существовали, хотя и на более узкой базе, чем прежде, отдельные т. п. привилегированные компании (chartered companies) в колониях, вошедшие к эпохе новейших монополий в единую систему империалистической монополий.

После победы над наполеоновской Францией и особенно с 40—50-х гг. и вплоть до последней четверти 19 в. прочно завоеванная Англией монополия на мировом рынке никем реально не оспаривалась.

 В виду ее бесспорного промышленного и торгового превосходства над всеми конкурентами свободное экономическое соревнование между нациями облегчало Англии захват новых рынков и в максимальной степени усиливало ее экономические позиции на всем земном шаре.

В течение этого периода никто из соперников Англии (даже царская Россия) непосредственно не угрожал ее основным колониальным владениям и, в частности, базе ее колониальной монополии—Индии, с к-рой даже в отдаленной степени не могли сравниться колонии остальных государств (кроме, частично, Голландии) по извлекавшимся из них доходам. Фритредеры, представлявшие наиболее прогрессивную часть англ. Промышленной буржуазии, добились свободного доступа в метрополию колониальных товаров, свободного ввоза в Колониях промышленных фабрикатов метрополии и уже упомянутой окончательной ликвидации Ост-Индской компании.

Более того, вожди англ. радикалов-фритредеров—Кобден (см.) и Брайт (см.)—решительно возражали против необходимости для Англии колониальных владений вообще, непроизводительно увеличивавших, с их точки зрения, налоговое бремя английского налогоплательщика. Отмена хлебных пошлин (1840) создала для Англии особенно благоприятные условия конкуренции на мировом рынке. В середине 00-х гг. Англия окончательно превратилась в страну свободной торговли. Английское правительство весьма неохотно соглашалось на расширение колониальной территории, видя в этом только рост расходов.

Правда, это официально прокламировавшееся, в первую очередь либеральными кругами Англии, свертывание активной колониальной политики, всецело определявшееся монопольным положением британского капитализма, оставалось достаточно теоретическим: колониальные интересы либерально-буржуазной Англии были слишком реальны, чтобы вопрос об отказе от колоний мог встать практически, и в этом отношении все закончилось, да и то после упорной борьбы и лишь в ограниченных пределах, предоставлением самоуправления колониям, с преобладанием европейского, по его происхождению, населения, как Канада (1867) и Австралия (с 1842).

Всякое проявление национально-освободительного движения подавлялось с величайшей жестокостью (сипаи, тайпины—см. ниже), и, вслед за своей борьбой с революционной Францией, Англия и теперь продолжала выступать  И в этот лишь относительно «мирный», по сравнению с империализмом, период не прекращались и новью колониальные захваты, в частности—колониальное расширение Англии. В течение первой половины 19 в. Англия то силой, то хитростью и подкупом прибирает к рукам одну за другой территории Индии (Ассам—1826, Майсор—1831, Синд—1843, Пендясаб—1849, Ауд—1856).

Особенно характерны для англ. политики этого периода т. н. » Опиумные войны (см.) с Китаем, преследовавшие двоякую цель: с одной стороны, британские пушки во имя «свободы торговли» «открывали» китайские порты для тюков европейского ситца, а с другой, —узаконили и расширяли сбыт индийского опиума в Китае в интересах Ост-Индской компании и ее чиновников. По Ханкинскому трактату, навязанному Англией Китаю в результате 1-й опиумной войны 1839—42, Англия получила Гонконг и добилась важных привилегий для англ. торговли. В это же время Англия захватывает ряд баз и опорных пунктов в Персидском заливе и укрепляет свое военное и экономическое влияние на юге Ирана и в Афганистане. Монопольное положение Англии на мировом рынке и в колониях уже в этот период являлось своего рода стимулом к расширению другими державами, выступавшими тогда ее соперниками на колониальном поприще (Франция, Россия), их колониальных владений.

Наиболее крупным приобретением Франции до 70-х гг. была Алжирия (1830—48). Наряду с потерпевшей плачевное фиаско колониальной авантюрой Наполеона III—Мексиканской экспедицией (60-е гг. 19 в.)—Франции удалось в этот период значительно расширить свои территории в Зап. Африке (Габон—1842 и т. д.). захватить ряд островов на Тихом океане (Маркизские—1842, Наумоту—1844, с последующей аннексией в 1881), присоединить Кохинхину (1858—62) и установить протекторат над Камбоджей (1863). С 1852 по 1870 заокеанские владения Франции удвоились.

Что касается царской России, то, в отличие от колониальной экспансии западноевропейских держав, ее экспансия была преимущественно континентальной.

Образование централизованного государства и преодоление феодальной раздробленности было здесь ускорено потребностями самообороны, борьбой против монголо-татарского ига.

В процессе этой борьбы Московское государство, в отличие от национальных государств Запада, сложилось как многонациональное государство, уже относительно рано вступившее на путь колониальной эксплуатации окраин. С середины 16 в. начинается захват Урала, Башкирии, Сибири. В 18 в. русские поселения доходят уже до Байкала и Амура. Несколько позлее начинается продвижении в Закавказье и Среднюю Азию. Начавшееся уже с конца 18 в. завоевание Кавказа растянулось на всю первую половину 19 в. В виду ожесточенного сопротивления горцев, к-рое царизму удалось сломить лишь к 1864. В 1801 была присоединена Грузия.

В связи с экспансией в Закавказья царская Россия ведет борьбу за захват северных провинций Ирана и вырывает у шахов два неравноправных договора: Гюлистанский (1813) и Туркманчайский (1828), добившись, т. о., господства на Каспийском море, в сев. провинциях Ирана и присоединения Азербайджана С 30—40-х гг. 19 в. Русские войска приступают к первому этапу планомерного наступления на Среднюю Азию. 13 1853 была захвачена Ак-Мечеть (Кзыл-Орда), в 1865 пал Ташкент, в 1868, после взятия Самарканда, бухарский эмир стал вассалом русского царя, в 1873 Хивинскоо ханство подчинилось России, в 1876 присоединено было Кокандского ханство (Фергана). На Дальнем Востоке в 1858—60 Россия отобрала у Китая Амурский и Уссурийский края, ставшие плацдармом для последующей экспансии царизма в Маньчжурии.

Сопротивление туземных феодальных властителей сравнительно легко преодолевается колонизаторами

Оставляя в иных случаях местным феодальным деспотиям формальную независимость и не неся, т. о., прямой ответственности и расходов по управлению, европейские державы стремятся поставить их не только в экономическую, но и в полную политических зависимость и домогаются для себя исключительных льгот и привилегий. Сопротивление туземных феодальных властителей сравнительно легко преодолевается колонизаторами, превосходящими отсталые колониальные страны и своей общественно-экономической организацией, и военной техникой. В соответствии с ростом колониальных интересов большую роль играет соперничество между державами вокруг вопросов о дележе колониальной добычи.

Возникает знаменитый восточный вопрос—этот сложнейший узел политических проблем, связанных с противоречиями менаду царской Россией, Англией, Австрией, Францией, а позже и Германией, в связи с подготовлявшимся разделом Турции и захватом ее владений. Это приводит к так наз. Восточной войне 1853—56, в которой Англия, Франция, Турция и Сардиния выступают против России. В результате этой войны царизм, несмотря на героическую оборону рус. войсками Севастополя, терпит полное поражение, его роль европейского жандарма уменьшается, и он начинает в еще большей степени, чем прежде, ориентироваться на расширенно своих азиатских владений. Соответственно этому на Среднем Востоке—в Иране, Афганистане, Средней Азии—все болео обостряется русско-английский антагонизм.

В процессе внедрения европейского капитала в К. большое значение имело начавшееся уже в первой половине 19 в. железнодорожное строительство (которое в дальнейшие десятилетия получает значительное развитие), а также вытеснение парусного флота паровым, во много раз приблизившее колонии к метрополиям. Железнодорожное строительство в колониях, игравшее существенную роль в колониальной политике иностранного капитала и эксплуатации трудящихся масс коренного населения, форсировало процесс распадения феодального уклада в восточных колониальных странах, выводило их из состояния вековой замкнутости и застоя, связывало их с внешним миром и содействовало развитию здесь товарно денежных отношений.

Роль ж. д. в колониальных и зависимых странах (на примере Индии и Китая) не раз подчеркивалась Марксом и Энгельсом.

Эти «дары цивилизации», насаждаемые промышленно-капиталистическими державами в колонии, обусловливали однобокое, уродливое развитие экономической жизни. Колониальные захваты и проникновение иностранного капитала в колонии сопровождались чудовищным усилением нищеты и бедствий колониальных народов. Разрушение натурального хозяйства, «освобождение» производителя от всяких средств существования были результатами этого процесса. Уничтожая в Индии патриархальную сельскую общину, англичане создавали здесь уродливые формы землевладения (системы «земиндари» и «райотвари»—см. Индия, Исторический очерк),

Франция в Алжирии поступала еще проще, лишая местные племена земель и передавая их французским колониальным компаниям на эксплуатацию при помощи тех же крестьян, подвергшихся обезземелению, обложению высокими налогами. В России в дореформенный период колонии служили, гл. образом обогащения великорусского крепостника-помещика (расхищение земель, переселению сюда крепостных из центральных губерний и нр.), источником доходов царской казны, военщины и чиновников-сатрапов, полем деятельности хищного купеческого капитала, плацдармом военных авантюр.

Усиливая до крайности феодальный гнет и торгово-ростовщическую эксплуатацию колониального крестьянства, проявляя преступное пренебрежение к задачам поддержания системы искусственного орошения—этой основы восточного земледелия, англичане в Индии, а другие колонизаторы в прочих К. привели крестьянство к полному разорению. Колониальная политика промышленного капитала стремилась сохранить колонии как аграрно-сырьевые придатки метрополии и поэтому препятствовала всякому развитию туземной промышленности и техники.

Обнищавшие, обезземеленные колониальные крестьяне и разоренные вторжением дешевых промышленных товаров

Таким образом, захват отсталых стран промышленно-капиталистическими государствами хотя и приводил к разрушению старых патриархально-феодальных форм местной экономики, общественной организации и быта, однако не создавал необходимых условий для самостоятельного капиталистического развития колонии и зависимых стран. Обнищавшие, обезземеленные колониальные крестьяне и разоренные вторжением дешевых промышленных товаров ремесленники оказывались в безысходном тупике, ибо в колонии е развилась промышленность, способная поглотить огромные резервы свободной рабочей силы.

Это обстоятельство, а также прогрессирующее истощение земли, вследствие отсталой техники земледелия и орошения, приводили к периодическим вспышкам неурожая и голодного мора в большей части К. В Индии с 1802 по 1879, поданным англ. Парламентских книг, погибло от голода ок. 18 млп. человек. На Яве голод и неурожаи стали постоянным явлением. Систематический голодный мор свирепствовал и в Китае и в других зависимых и колониальных странах. И в России после крестьянской реформы 1861, в результате развития здесь капитализма, колониальная политика царизма также постепенно приобретала свойственные капитализму черты.

Колониальные окраины во все возрастающей степени использовались в качестве продовольственных, а позднее и сырьевых баз (хлопок) для нарождавшейся русской машинной промышленности, в качество рынков для продукции русских фабрик и заводов, наконец, для переселения крестьян из России. Эксплуатация принимала здесь самые жестокие и реакционные формы. Почти во всех колониальных окраинах царской России практиковалась прямая экспроприация основного средства производства коренного населения—земли.

 В Башкирии, где сводились корабельные леса и «очищенные» от «диких» башкир поля превращались в «пшеничные фабрики»

В Казахстане за время колонизации было «сверстано» (т. с. отобрано) ок. 45 млн. га лучших пастбищ и лугов, и кочевники-казахи были выселены на худшие земли—в пески и полупустыни. В Зап. Сибири к тому времени, когда широкий колонизационный поток начал ее заливать, коренное население было уже истреблено, а в Вост. Сибири, особенно в Бурятии, переселенческие фонды образовались из отобранных земель местных кочевников, к-рые были обречены на голод. Господствующие классы России жестоко преследовали национальную культуру, язык, стремились к обрусению угнетенных наций и т. д.

Разрушая традиционные «кустарные» промыслы, отрывая промышленность от земледелия, русский капитал вместе с тем всячески тормозил создание крупной обрабатывающей промышленности. В Закавказье и Туркестане города были больше административными, чем промышленными центрами. На пути самостоятельного экономического развития колонии царизмом воздвигались всяческие барьеры. До капиталистические отношения консервировались. а нередко и укреплялись. Покоренные народы были отданы на разграбление русским и туземным крепостникам-помещикам, ростовщикам, купцам, чиновникам и военным. В то же время господствующие классы России жестоко преследовали национальную культуру, язык, стремились к обрусению угнетенных наций и т. д.

Часть местных феодалов и духовенства, также ущемленная хозяйничением иностранного капитала, участвует в этих движениях и нередко захватывает руководящую роль, сообщая им реакционную религиозно-патриархальную идеологию и обрекая их вместе с тем заранее на поражение, напр., сипайское движение. Народно-революционные восстания протекали тогда оторвано от революционного движения в Европе. Основоположники марксизма, Маркс и Энгельс, с огромным интересом и вниманием следили за их ходом и развитием, подчеркивая их огромное значение для дела мировой революции и одновременно отмечая и их реакционные стороны.

Еще до окончания эпохи капитализма «свободной конкуренции», достигшего своего кульминационного пункта к середине 70-х гг., сооружение Суэцкого канала, законченное в 1869, дало необычайный толчок к завоеванию новых колоний капиталистическими державами.

Колониальные захваты идут особенно бурным темпом с 1884 по начало 20 в.

Все европейские страны вступают в полосу колониальной экспансии. Именно в конце 19 в. наблюдается колоссальный рост Британской империи. С 1870 по 1902 Англия приобрела территорию в 4.474.000 кв. миль с населением в 88 млн. чел. Африка, игравшая ранее незначительную роль как объект колониальной экспансии, приобретает совершенно исключительное значение. Открытый для проникновения европейцев лишь со стороны Атлантического океана, материк этот был знаком до этого времени европейским колонизаторам, гл. обр., в своем западном и юж. побережьях. В Африке сохранились обширные, еще никем не оккупированные территории, прежде всего в Экваториальной Африке.

Создание Суэцкого канала приблизило Африку к Европе и чрезвычайно облегчило доступ к ее восточному побережью, экономически и культурно более развитому. Вместе с тем бассейн Средиземного моря и Красное море вновь приобретают мировое значение как кратчайший путь на азиатский В. и в Австралию. Северо-вост. Африка, с одной стороны, и Марокко—с другой, расположенные на противоположных концах этого пути, становятся объектами колониальных вожделений и экспансии держав. Начинается обследование внутренних частей материка путешественниками и авантюристами, и к началу 80-х гг. плодоносные каучуковые территории бассейна р. Конго попадают в руки бельгийcкоro короля Леопольда (см. Конго).

  Почти одновременно англ. колонизаторы из Капской колонии находят в Трансваале богатейшие; в мире золотые россыпи. Державы бросаются с разных концов мира в Африку, и начинается бешеная погоня за африканскими территориями, особенно обострившаяся с 80-х гг. Наиболее напряженным является англо-французское соперничество. Обе державы стремятся вырвать друг у друга контроль над коммуникациями, связывающими Средиземное море и Индийский океан. Египет и тяготеющие к бассейну р. Пила части Центр. Африки становятся основным объектом их взаимной борьбы. Обе они стараются, конкурируя друг с другом, опутать египетского хедива Исмаила займами, но победа в конце концов остается за Англией, к-рая в 1875 захватывает огромный портфель акций Суэцкого канала, а через несколько лет и всю страну (1882, см. Египет). ‘

Одновременно (1876) Англия закрепляет за собой о-в Сокотра (недалеко от крайнего восточного мыса Африки) на другом конце нового пути через Красное морс, а Франция—Обок. Все же позиции англичан в Египте еще не были вполне прочны. Во-первых, в Судане, прилегающем к Египту с юга и господствующем над верховьями Нила, вспыхивает грозное восстание Махди (см.), уничтожившего в 1883 египетскую армию под командованием англичанина Хикса и в 1885 захватившего Хартум. Во-вторых, над верховьями Нила нависает угроза и со стороны Франции, стремящейся захватить истоки реки, чтобы таким путем поколебать англ. господство в Египте.

В то время как территориальная экспансия Англии идет в меридиональном направлении н ставит свой целью сковать воедино британские владении от Капа до Каира, французы стремятся прорезать эту меридиональную ось. Франция ведет наступление со стороны своих владений в Западной Африке, по направлению к Нилу, на В., чороз всю ширину материка, и на С., на соединение с Алжиром, а затем—и с Тунисом, к-рый она захватывает в 1881. В феврале 1885 Франция закрепляет за собой 257 тыс. кв. миль территории в бассейне р. Конго. В 1894, после четырехлетней кровавой воины, она присоединяет Дагомею. К западу от Дагомеи она захватывает Слоновый Берег. В бассейне Нигера она сталкивается с соперничеством Британской национальной африканской компании (с 1886—Королевская компания Нигера), и там она идет на полюбовный раздел.

Оттуда, однако, она продолжает экспансию на В.—по направлению к Судану. Англия, стремясь предупредить французов, принимает решительные меры против Махди.

В 1896 она возобновляет военные действия против суданцев, на что французы отвечают посылкой к верховьям Нила особой экспедиции под командованием майора Маршана. 10/VII. 1898 экспедиция достигла Фашоды и здесь 19/IX встретилась с превосходными силами Китченера, к-рый к этому времени успел разбить суданскую армию, отнять обратно Хартум и прибыть в Фашоду. Англо-французское столкновение казалось неминуемым и едва не вылилось в вооруженную борьбу. В конце концов французам пришлось отступить. Англо-французский договор 21/III 1899 обеспечил за Францией соединение ее владений в Западной и Сев. Африке, но от Нила ей пришлось отступит, и предоставить Англии Египет, Судан, Уганду и Вост. Африку. Судан был подчинен англ. генерал губернатору под видом англо-египетского протектората. Таким образом, позиции Англии в Египте были прочно закреплены.

Одновременно объектом ожесточенного соперничества стали африканские территории, примыкающие к Бабэль-Мандебскому проливу. Если с азиатской стороны над проливом давно уже господствовал британский Аден, то с юга англ. гегемонию стала оспаривать Франция, мечтавшая со стороны Абиссинии обойти англ. тыл в Судане. Здесь Англия выдвинула против нее Италию, также вступившую на путь колониальной экспансии и вскоре обнаружившую крайне агрессивно авантюристический характер своего империализма. Стремясь ослабить Францию и разжечь франко-итальянское соперничество, Англия еще в 1881 предоставила французам захватить Тунис в Сев. Африке, на который давно метила Италия; вследствие этого Италия сблизилась с Германией и присоединилась к Австро-Германскому союзу.

Одновременно с этим Англия помогла Италии получить ряд опорных пунктов в с.-в. Африке.

В 1882 Ассаб, угольная станция итал. Фирмы 1’убаттино, перешел в руки итал. правительства; в 1885 Италия захватила, по предложению Англии, Массауа. Но дальнейшая итал. экспансия в сторону Абиссинии, поддерживавшаяся Англией, кончилась разгромом итал. войск в битве при Адуе (1896). В свою очередь французы заняли Джибути, а в 1884—88 англичане основали Британское Сомали. Французы прекратили дальнейшие попытки в этом направлении, обнаружив стремление укрепить Абиссинию с тем, чтобы использовать ее в своей борьбе как против Англии, так и Италии. С 80-х гг. 19 в. быстро расширяются владения европейских держав в Южной и Восточной Африке. Решающая роль принадлежит здесь опять же Англии.

На юге основным объектом британской агрессии становятся бурские республики, в первую очередь Трансвааль. Л 1877 Англия присоединяет Трансвааль к британской короне, но в результате удачного восстания буров вынуждена вернуть ему самостоятельность (конвенциями 1881 и 1884). Однако два обстоятельства приводят в дальнейшем к возобновлению англ. агрессии против бурских республик: уже упомянутое открытие в 80-х гг. золотых россыпей, в которых оказались заинтересованными влиятельные круги финансового капитала во главе с Сесилом Родсом (см.) [«миллионер, финансовый король, главный виновник Англо-бурской войны» (см. Ленин, Соч.,т. XIX, стр. 134)],

Еще до половины 80-х гг. Бисмарк был решительным противником выступления Германии на широкую арену колониальной политики и снисходительно относился к франц. колониальным захватам, считая, что они отвлекают Францию от идеи реванша. В восьмидесятые годы происходит глубокий поворот в этом отношении. В 1884 германское правительство берет под свою защиту колониальные предприятия Людерица в ю.-з. Африке. Летом 1884 Германия захватывает колонии в Того и Камеруне. Вместе с тем из ю.-з. Африки германские империалисты протягивают свои щупальца к бурским республикам, обещая им покровительство и защиту от англ. притязаний.

В ответ на это Англия форсирует окружение бурских республик своими владениями, стремясь вбить клин между ними и германской ю.-з. Африкой и изолировать их от остального мира. В декабре 1884, по инициативе Сесиля Родса, захватывается земля бечуанов, а с 1888 начинается захват бурских республик и с С. Уже к 1891 Англии удается создать сплошную территорию от мыса Доброй Надежды до озер Ньясса и Танганьика.

Вместе с тем британские владения, присоединенные вооруженной силой, подкупом и обманом, со всех сторон отрезают буров от выхода к океану.

В начале 1896 англичане делают попытку захватить Трансвааль путем путча («налет Джемсона»), а когда это не удается, они после длительной комедии переговоров провоцируют буров на войну (1899), к-рая длится почти три года и заканчивается (1902) мирным договором, положившим конец независимости буров и включившим их территорию в состав Британской империи.—К началу 90-х гг. поделена была также вся Вост. Африка. Здесь опять преобладала Англия, основавшая в 1886 Восточно-Африканский протекторат и подчинившая своему влиянию португальский Мозамбик. Но одновременно (в феврале 1885) Германия берет под свою «защиту» владения «Германского Восточно-Африканского общества», основанного д-ром Петерсом (см.), и создает колонию под названием «Германская Восточная Африка».

В 1890 по англо-германскому соглашению была поделена и эта часть африканского материка. Германия, приобретая у Англии о-в Гельголанд, отказалась от притязаний на Занзибар, Уганду, Ньяссу и ряд других областей Африки. Однако эта сделка ничуть не означала ослабления герм, агрессии в Африке и вносила лишь небольшую поправку в немецкие планы. Отказавшись от проникновения в Судан Занзибара через побережье, до тех пор снимавшееся ею в аренду; Германская ю.-з. Африка в свою очередь получила выход к внутренним водным путям.

Второй сферой острого империалистического соперничества был Дальний Восток. Основным объектом экспансии был Китай. В результате войны с Китаем Франция в 1884—85 аннексирует Аннам и Тонкин. В 1886 Англия занимает Бирму, находившуюся в вассальных отношениях к Китаю. По наибольшую активность проявляет новоявленный японский военно-феодальный империализм, географическое положение которого чрезвычайно благоприятствует грабежу Китая. Еще в 1874 япон. армия делает—правда, неудачную—попытку обосноваться на о-ве Формоза; в 1879 Япония захватывает о-ва Рю-Кю (Ликейские). Главные притязания Японии направлены, однако, в сторону Кореи. В 1894, под предлогом защиты интересов своих граждан во время происходящих в Корее «смут», она высаживает там армию, объявляет Китаю войну и заставляет Китай признать по Симоносекскому договору (17/IV 1895) «независимость» Кореи, отдать Японии Формозу и Пескадорские о-ва и сдать в аренду Ляодунский п-ов.

Таблица к карте основных колониальных захватов и приобретений к 1815—23. Колониальные захваты в Европе и Африке.

Таблица к карте основных колониальных захватов и приобретений к 1914.

Однако, в результате вмешательства царской России, привлекшей на свою сторону также Германию и Францию, Японии пришлось отказаться от Ляодунского п-ова (юж. Части Маньчжурии), на к-рый, как и на Маньчжурию вообще, претендовал царизм.

В 1896 царские дипломаты заставляют Китай уступить себе концессии на ж. д. через Сев. Маньчжурию.

Германия, при молчаливом согласии России, «арендует» бухту Цзяо-Чжоу (1898), где основывает колонию и морскую базу, Россия «арендует» Ляодунский п-ов с Порт Артуром в качество конечного пункта Южно-Маньчжурской ж. д. и базы русского тихоокеанского военного флота, Англия — порт Вэй-Хай-Вэй, а Франция—бухту Гуанчжоувань в Южном Китае со включением в сферу своего «влияния» юго-западных провинций Китая (Юньнань и Гуанси). Италия тоже предъявила было претензии на одну китайскую бухту, но се домогательства были отвергнуты. Так начался раздел Китая. Третьей ареной империалистич. борьбы за колонии был Ближний Восток. —До того, как Германия выступила со своими империалистич. притязаниями, Англия и царская Россия были основными антагонистами, ведшими упорную борьбу за преобладание в обширной Турецкой империи.

Царизм стремился к захвату «ключей к его дому»—Константинополя и проливов. Англия сопротивлялась этому, интригуя в азиатских владениях Турции, с тем чтобы обеспечить свое господство над путями в Индию. Многочисленные войны России с Турцией (последняя в 1877—78) и ее интриги на Балканах с целью использования христианских народностей для продвижения на Константинополь, с одной стороны, и Восточная война (1853—56), Берлинский трактат (1878), англо-австрийское сотрудничество и поддержка самостоятельности и укрепление Австрией и Англией Болгарин в противовес царской России—с другой, были этапами во взаимной борьбе России и Англии.

Но к концу 90-х гг. в это соперничество вклинилась Германия, к-рая, постепенно развивая военные и торговые связи с Турцией и маскируя свои агрессивные замыслы мнимой «защитой» ее против европейского «концерта», в 1898, после поездки кайзера Вильгельма в Константинополь, получила концессию на строительство порта на азиатском берегу столицы (в Гайдар-паше) и сооружение ж. д. от этого порта в Ангору (ныне Анкара). Появление новой соперницы на берегах Босфора серьезно встревожило Россию. Она делает попытку сговориться с Германией на предмет раздела М. Азии на две «сферы» с тем, чтобы западная (включая Константинополь) осталась за нею, а когда это не удается, заставляет Турцию обязаться не давать никому, кроме России, разрешения строить ж. д. в этой части М. Азии. Соперничество, держав в Турции (как и в соседней Персии) не находит, однако, своего завершения в рассматриваемый период.

В тот жо период царская Россия завоевывает Туркмению (1881—85) от Каспийского моря до Амударьи вместо с частью территории Афганистана (Кушка) и захватывает Памир (90-е гг.). Это ведет к ряду резких столкновений с Англией (в середине 80-х гг. из-за Морва, в 1892—95—из-за Памира), закончившихся победой России.—До начала 20 в. Был в основном закончен раздел на сферы влияния колониальных объектов Тихого океана. Конкурентом Англии и Франции выступила и здесь Германия, захватившая северо-восточную часть Новой Гвинеи (1885), архипелаг Бисмарка (1884), о-ва Самоа (1899), о-ва Маршальские (1885) и Пауру (1888), Каролинские, Марианские и о-ва Палау (последние три группы куплены у Испании в 1899).

США активно выступают на авансцену империалистич. борьбы.

Наконец, США, которые в течение всего 19 в. расширяли территорию путем постоянной колонизации необъятного материка и которые им первые опыты аннексий (Техас и Калифорния в 1845), вступают в 1898 на путь колониальных захватов. В 1898 присоединяют Гавайи. В результате войны с Испанией США завладели Филиппинскими островами, о-вами Гуам, Пуерто-Рико и Куба. Доктрина Монро (см. Мопро доктрина), выдвинутая США первоначально с целью защиты против агрессивных стремлений европейских держав на американском континенте, с течением времени все более превращается в орудие захватнической политики самих США.

 С половины 90-х гг., когда в стране сложились мощные монополии и возник финансовый капитал, США активно выступают на авансцену империалистич. борьбы.

Американский империализм прежде всего добивается устранения других держав от проектов, связанных с прорытием Панамского канала и захватом им опорных пунктов, защищающих подступы к Панамскому перешейку с 3. и В., и баз в бассейне Тихого океана. В 1895 США заставляют, опираясь на доктрину Монро, передать на арбитраж спор между Англией и Венесуелой, угрожая Англии, в случае односторонних действий, войной. Эти захваты относятся уже к империалистической эре, к началу борьбы за передел мира, в основном поделенного к этому времени между крупнейшими империалистическими хищниками.

Роль Колонии в эпоху империализма, в эпоху господства монополистич. капитала в громадной мере возрастает. Колонии в эпоху империализма приобретают особое значение в связи с возросшим значением вывоза капитала. Вывоз капитала в Колонии начался уже в эпоху промышленного капитализма. Однако только в эпоху империализма, когда накопление капитала достигло гигантских размеров и образовался громадный «избыток капитала», ищущего сферы применения, вывоз его становится решающим в характеристике взаимоотношений империалистических и колониальных стран. Значение Колонии как сферы вложений капиталов метрополии превосходит даже значение их как рынков сбыта, хотя и это значение еще велико.

Но если на заре эпохи империализма капиталы экспортировала в Колонии гл. обр. Англия, то затем ее примеру последовали и Франция, и Германия, и США, и Япония, и пр. империалистич. державы. Наконец, возрастает значение Колонии как военно-стратегич. плацдарма и источника живой силы, вербуемой в армии империалистич. держав как для внешних войн, так и для подавления революционного движения в метрополии и в самих же Колониях. Это ярко показало использование индийских и африканских войск державами Антанты во время первой мировой империалистич. войны 1914—18, а также роль марокканских частей в войсках фашистских мятежников и интервентов в Испании с 1936. Усиление эксплуатации Колонии, выкачка из них громадных ценностей, высокая монополистич. сверхприбыль в них способствуют чрезвычайно интенсивному усилению паразитизма и загниванию монополистич. капитализма.

Этот процесс принял такие размеры, что целый ряд империалистических государств превратился в государства-рантье, в возрастающей степени живущих на доходы от помещенных за границей капиталов. К числу таких стран принадлежат Голландия, Англия и т. д.—в большинстве страны, имеющие обширные колониальные владения. Так, например, к 1929 капитал, инвестированный Англией за границей, оценивался в 18% народного богатства, Голландией—ок. 20% народного богатства и т. д.

 Внутри империалистических стран вырос слой рантье, получающих доходы от колониальных ценных бумаг, пенсий и т. д.

Паразитическим перерождением захвачена даже верхушка рабочего класса, к-рую буржуазии в ряде стран удалось заинтересовать в порабощении колоний, уделив ей известную часть своих колониальных сверхприбылей, чрезвычайно обострило борьбу между империалистами за передел уже поделенных территорий.

В грандиозной степени усилившаяся при империализме неравномерность развития капитализма, принявшая скачкообразный, катастрофический характер, укрепление реакционных элементов в политике и идеологии финансового капитала, стремление империализма разрешить внутренние противоречия и отодвинуть угрозу пролетарской революции на путях внешнеполитической агрессии, колоссальный рост милитаризма и маринизма и т. д.—все это обусловливает неизбежность империалистич. конфликтов и кровавых вооруженных столкновений за передел Колонии и полуколоний. Уже с 80—90-х гг. 19 в. военно-политическое соотношение сил менялось.

Одни, прежде могущественные импориалистич. державы, склонялись к упадку (Англия), другие, прежде не ведшие активной колониальной политики, окрепли, вышли на авансцену и во все более резкой форме обнаруживали стремление наверстать упущенное, получить собственные колониальные владения, могущие служить рынком для их товаров, источниками ценных видов сырья или топлива, сферой приложения для экспортируемых из метрополии капиталов.

Наиболее агрессивно с начала 20 в. выступали Германия, Япония, Италия.

В то время, когда Англия была занята войной в Южной Африке, Германия положила начало строительству огромного военного флота для будущей борьбы с Англией за передел Колонии и глубокому проникновению в Азиатскую Турцию при помощи железной дороги от Анкары на Багдад и далее к Персидскому заливу для ущемления империалистич. интересов Англии, а также царской России. В Китае, в ответ на начавшийся раздел страны (см. выше) империалистическими хищниками, вспыхивает боксерское восстание, жестоко подавленное коалицией империалистич. держав (1900) под предводительством наиболее рьяной из них—Германии. Заключенный в результате интервенции Боксерский протокол 1901 еще более усилил полуколониальную зависимость Китая и обострил вместе с тем соперничество между державами на Дальнем Востоке.

Тем временем Англия, удовлетворенная развивающимися событиями на Дальнем Востоке и озабоченная угрозами германского империализма, привлекает на свою сторону свою старую соперницу Францию, заключив с ней 8/1V 1904 ряд конвенций, компромиссно разрешивших все колониальные споры с ней и предоставивших Франции право захватить Марокко в обмен за ее окончательный отказ от притязаний на Египет. Одна лишь зап. часть Марокко, примыкающая к Гибралтару, была, по настоянию Англии, передана слабой Испании.

В ответ на эту сделку, получившую название «сердечного согласия» («антанты») и явившуюся исходным пунктом развития антантовской группировки держав в первой мировой империалистической войне 1914—18, герм, империализм предъявил свои притязания на Марокко и рядом демонстративных актов (высадка и речь кайзера в Танжере в марте 1905, посылка военного судна «Пантера» в Агадир в июле 1911, вызвавшая так называемый Агадирский инцидент) дважды едва не спровоцировал европейскую войну.

Конференцией в Алжесирасе (1906) и передачей Германии куска Французского Конго (1912) опасность войны была оба раза предотвращена, и Марокко остался за Францией.

Пример Германии оказался заразительным для ее ближайших союзниц: в 1908 Австрия аннексировала Боснию и Герцеговину, две турецкие провинции, находившиеся до того времени в ее «оккупации», а в 1911 Италия молниеносно набросилась на Триполи—другое владение Турции.

Австрийский захват встретил яростное сопротивление России, оставшейся без «компенсации», и ее усердно поддержала Англия, за год до этого (1907) поделившая с ней Средний Восток (см. ниже) и ныне старавшаяся привлечь ее на свою сторону против Германии; но кризис разрешился отступлением царизма, еще не оправившегося от поражения в Русско-японской войне и от революции 1905 и но готового к войне. Разбойничий же набег Италии привел в 1911 к ее войне с Турцией, в результате которой, благодаря вспыхнувшей в октябре 1912 Балканской войне, Италии удалось оставить за собой Триполи и Киренаику (ныне Ливия) и Эгейские о-ва. Этим закончился раздел Северной и вместе с тем всей Африки, от которой уцелела в качестве независимого еще государства одна Абиссиния (если не считать марионеточной республики Либерии, оказавшейся в руках американского синдиката). Чрезвычайно агрессивная роль германского империализма не ограничивается в этот период Африкой.

На Ближнем Востоке империалистические круги Германии продолжают осуществлять уже упоминавшийся проект сооружения Багдадской ж. д., долженствовавшей соединить в единое целое Срединную Европу с Анатолией, Сирией, Месопотамией, Персией с целью создания, т. о., громадной подвластной Германии колониальной империи, острие которой было бы направлено против англ. владений в Индии и Египте. Этот проект встретил отпор со стороны рус. царизма, но особенно решительно возражала Англия, протестуя против избрания Ковейта на Персидском заливе конечным пунктом Багдадской магистрали. В 1903, она заключила соглашение с местным шейхом о не-допущении Германии в Кувейт; со своей стороны французский министр иностранных дел, действуя рука-об-руку с царской Россией и Англией, запретил котировку акций Багдадской ж. д. на парижской бирже (1903).

Вокруг Багдадской ж. д. загорелась, т.о., борьба крупнейших империалистических держав; одним из косвенных результатов ео было вовлечение Турции в орбиту германского влияния, а затем—в первую мировую империалистическую войну 1914—18 на стороне центральных держав, а с другой стороны, сближение между Россией, Англией и Францией, получившее название Тройственного согласия.

Проникновение германского империализма в Малую Азию и Месопотамию грозило обходом с фланга позиций русского и англ. Империализма также и в соседней Персии.

Отсюда возник дополнительный стимул к англо-русскому сближению, вылившемуся в договор 1907 о разделе сфер влияния в Персии на три зоны (северную—в сфере русского «влияния», южную—в сфере английского «влияния» и «нейтральную», т. е. буферную зону), фактически исключавший интересы третьих сторон (т. е. Германии). Русский империализм, первоначально мечтавший о захвате всей Персии, должен был пойти на эту уступку части ее Англии вследствие своей слабости после поражения в Русско-японской войне; он вынужден был так-же отказаться от своих притязаний на Афганистан, согласившись рассматривать его как буфер между русской Средней Азией и Индией, и предоставить Англии исключительное влияние в Тибете. Один Ближний Восток остался еще не поделенным, участь ого предстояло решить мировой войне.

Борьба за передел колоний в период первой мировой империалистич. войны (1914—18). Великая Октябрьская социалистическая революция и колонии. Начало всеобщего кризиса капитализма. Первая мировая империалистическая война 1914—1918, в качестве генеральной попытки разрешить силой накопившиеся и обострившиеся противоречия между империалистическими державами, стала неизбежной с того момента, как главным противникам, Англии и Германии, удалось собрать вокруг себя мощные коалиции. Вокруг этого основного англо-германского противоречия—столкновения интересов английского империализма с германским—скристаллизовались и многочисленные другие, частью империалистического, частью даже национального характера.

Громко, провозглашая, для обмана народных масс, демократические лозунги освобождения и самоопределения народов, державы Антанты рядом секретных соглашений распределили между собой прежде всего турецкое наследство: царская Россия должна была получить Армению, Константинополь с проливами и островами, к ним прилегающими, Англия—арабскую часть азиатской Турции, кроме Сирии, которая должна была отойти к Франции, и Италия—малоазиатскую провинцию Адалию. Персия должна была быть начисто поделена (при упразднении нейтральной зоны) между Англией и Россией, а на Дальнем Востоке Россия должна была получить фактическое господство над Монголией и Зап. Китаем, Япония—провинцию Шаньдун. Предполагалось, и без всяких формальных соглашений, что западные союзники поделят между собой герм, колонии, как поделена будет Австро-Венгрия между Россией (Галиция), Сербией, Италией и Румынией. Великая Октябрьская социалистическая революция аннулировала ту часть империалистического соглашений, которая касалась русских приобретений, но остальные партнеры быв. царской империи выполняли захватническую программу до последней буквы.

Со стороны германской коалиции официальных программ захватов опубликовано не было, но из знаменитой записки 1915 шести «хозяйственных» организаций и из условий Брестского мира мы достаточно полно знакомы с теми грабительскими вожделениями, которые одухотворяли герм, империализм и которые были бы с лихвой осуществлены, если бы победа оказалась на его стороне. Упомянутая записка и сопровождавшие ее комментарии предусматривали создание обширной африканской империи за счет колониальных владений Англии и Франции.

Турция вместо с Балканами превратилась бы в германский протекторат; в том же положении очутилась бы и Персия.

Само собой разумеется, что и Прибалтика вместе с Польшей фактически стали бы герм, колониями, равно как и Украина. В фактическую колонию была бы, при помощи соответствующих экономических договоров и с оставлением постоянного гарнизона в Льеже, превращена и Бельгия, в то время как железорудные районы Франции, Брие и Лонгви, были бы прямо аннексированы. «Война,—как говорил Клаузевиц,—ость продолжение политики иными средствами», и ни-что так не разоблачало грабительского, захватнического характера первой мировой империалистической войны, как эти программы обеих коалиций.

Война,—как говорил Клаузевиц,—ость продолжение политики иными средствами

Что касается положения самих Колоний во время войны, то несмотря на то, что военные действия в основном, но происходили на территории колониальных стран, первая мировая империалистическая война 1914—18 сильно отразилась на Колониях. Соотношение промышленных и сел.-хоз. цен сложилось в ущерб колониальным странам, вследствие чего колониальное сельское хозяйство сильно пострадало.

В Индии цены на предметы импорта возросли в 1917/18 по сравнению с 1913/14 свыше чем вдвое, а в 1918/19—почти втрое; цены на предметы экспорта выросли за соответствующие годы всего на 25 и 50%. В Бразилии цены на предметы импорта возросли с 1913 по 1918 почти втрое, цены же на экспортную продукцию были значительно ниже довоенных, в Аргентине в 1918 импортные цены были почти втрое, а экспортные—на 75% выше, чем в 1910. Одновременно прекращение экспорта капитала привело к ненормальному росту активов торговых балансов колониальных стран  и к истощению и упадку ряда отраслей народного хозяйства.

Так, в 1914—18 Англия получала из собственных Колоний—без покрытия соответствующим экспортом—товаров в среднем на 138 млн. ф. ст. в год, тогда как за довоенный период 1909—13 импорт из Британской империи в Англию превышал экспорт в среднем на 12 млн. ф. ст. в год. Прекратилось железнодорожное строительство (за исключением чисто стратегических дорог), запущены были железнодорожная и ирригационная сети. Весь процесс материального воспроизводства замедлился. С другой стороны, война ускорила развитие капитализма в Колонии, дав толчок развитию крупной обрабатывающей промышленности и—что особенно важно—росту пролетариата. Это явилось следствием, в первую очередь, голода на пром. товары, созданного войной.

В результате первая мировая империалистическая Война принесла колониальным фабрикантам, так же как и капиталистам прочих стран, невиданные прибыли. С 1916/17 по 1921/22—за 6 лет—прибыль, полученная хлопчатобумажными предприятиями Бомбея, в 2 a раза превысила вложенный капитал.

Высоки были прибыли также в индийской джутовой, китайской хлопчатобумажной промышленности и т. д.

В то же время сотни тысяч колониальных рабов были направлены на империалистическую бойню и имели возможность на месте познакомиться со всеми прелестями «белой» цивилизации.

Одна Индия поставила Англии около 1.700.000 солдат из общего числа 3.300.000, навербованных ею в доминионах и колониях (не считая Египта, где она мобилизовала 1.000.000 человек на земляные работы в Галлиполи и на Суэцком канале). Североафриканские колонии дали Франции, по самым скромным подсчетам, около 300.000 солдат и 200.000 рабочих, Французская Западная Африка—180.000 солдат и т. д. В Индо-Китае туземцев заставляли выбирать между войной и каторгой. В Африке за туземцами устраивались форменные охоты в джунглях. Индийские сипаи были брошены в начале, войны на самые опасные участки французского фронта и понесли громадные потери.

Прорвав капиталистическую цепь в наиболее слабом звене, Великая Октябрьская социалистическая Революция в России завершила начатый мировой войной переход к эпохе общего кризиса капитализма (см.), к эпохе, заполненной борьбой умирающего капитализма с растущим и крепнущим социализмом, к эпохе пролетарских революций, нац.-освободительных войн и колониальных восстаний против империализма, что в коночном счете с неизбежностью приведет к полному революционному крушению капиталистического строя

Колонии в условиях всеобщего кризиса капитализма.

В итоге военного поражения Германия потеряла свои Колонии. Своих арабских владений лишилась также Турция. В наибольшем выигрыше оказалась Великобритания, которая сильно расширила колониальные владения как абсолютно, так и относительно по сравнению с другими странами: из германских владений она получила 2.250.000 км2 с населением 6,7 млн.,а из турецких — 875.000 км* с населением 5,32 млн.; второе место заняла Франция, которой достались из германских владений 745.000 км2 с населением 3,2 млн. и из турецких—205.000 км2 с населением 2,8 млн. Большая часть захваченных победителями колониальных владений была присвоена ими в качестве мандатных территорий (см. Мандаты). 

 Великобритания получила в Африке V, часть Того (зап. часть, ок. 30.000 км2), сев.-зап. часть Камеруна, всю Герм. Вост. Африку (за исключением отошедшей к Бельгии Руянды и Урунди), всю юго-зап. Африку (мандат Южно-Африканского союза), в Океании—Новую Гвинею (мандат Австралии), Зап. Самоа (мандат Н. Зеландии), в Азии—Палестину, Трансиорданию и Ирак (с 1927 формально самостоятелен). Франция приобрела в Африке Vs Того (вост.часть), почти весь Камерун, в Азии — Сирию. Японии достались в Океании Марианские, Каролинские, Маршальские о-ва и о-ва Палау. Знаменательно было при этом, что британские доминионы (Австралия, Н. Зеландия, Южно Африк. союз), сами бывшие некогда колониями, приобрели теперь собственные колониальные владения в форме подмандатных территорий и окончательно вступили, т. о., на путь развития своего собственного колониального империализма.

В то же время на месте эксплуатировавшихся царской военщиной и русским капиталом Монголии и Урянхая появился новый тип народных республик—Монгольская и Тувинская народные республики,—также освобожденные Великой Октябрьской социалистической революцией от империалистической кабалы, сбросившие ярмо своих местных феодальных элементов и вступившие при поддержке страны победившего социализма на свободный путь своего дальнейшего развития.

Турция в освободительной войне (1920—22) завоевала свою независимость.

Все эти изменения, вместе взятые, означают величайший подрыв колониальной монополии империализма. Приводимая ниже таблица показывает, как поделен в настоящее время (1936/37) мир между империалистическими государствами (в общую сумму включены мандатные территории—страны, формально независимые, фактические Колонии; Египет и Ирак отнесены к английским, Куба и Гаити—к американским Колониям и т. д.):

В общем, колониальные владения шести великих держав имеют в настоящее время площадь в 50,2 млн. кмг—около половины (45%) всей площади земного шара и около трети той части населения мира, которая находится под властью капитала. Если же присчитать так-же полуколонии и зависимые страны (Китай, Аравию, Бутан, Непал, Сиам, а так-же страны Нейтральной и Южной Америки, Либерию), которые имеют площадь в 33,4 млн. и насчитывают ок. 590 млн. жителей, то в Колониях, полуколониях и зависимых странах окажутся сосредоточенными ок. 2/3, трудового человечества (без СССР).

К. малых стран—в большинстве случаев остатки былого колониального величия своих метрополий (Голландии, Испании, Португалии)—составляют один из ближайших объектов борьбы за новый передел мира. Колониальные, полуколониальные и зависимые страны, несмотря на определенное развитие в некоторых из них фабрично-заводской промышленности, продолжают оставаться аграрно-сырьевыми придатками развитых индустриальных стран. Так, в 1933 сырье и с.-х. продукты составляли в вывозе Аргентины 92,3%, Бразилии—96,6%, Чили—93,1%, Индонезии—91,6% и т. д.

Значение Колоний как поставщиков сырья авторы одного из докладов соответствующей комиссии Лиги Наций (1937) пытались умалить ссылкой на то, что доля колониального сырья в общей массе мирового сырья не превышает 3%, но забыли указать при этом, что по целому ряду категорий важнейшего сырья колонии являются почти монопольными поставщиками, как это видно из следующей таблицы: падает всего 2,2 млн. то, в том числе на британские доминионы—1,4 млн. то. Не приходится говорить о том, что в Колониях совершенно не развито машиностроение—производство средств производства—этой основы всякого самостоятельного развития, подлинной индустриализации.

Таким образом, уровень экономического развития громадного большинства колониальных стран продолжает бытьчрезвычайно низким.

В подавляющей части колониального мира, представляющей наибольшую ценность для империализма, преобладают феодальные отношения с характерными для них формами деятельности торговую и ростовшического капитала. Некоторые из этих стран—прямые Колонии (Индия, Индонезия и т. д.), другие—полуколонии (Китай, Бразилия, Боливия и т. д.). Внутри этой категории стран имеются значительные различия с точки зрения уровня промышленного развития и удельного веса пролетариата (следовательно, и перспектив развертывания национально-освободительной борьбы против империализма).

Но и капиталистическое развитие Колоний и полу-колоний, вопреки враждебным марксизму-ленинизму антинаучным «теориям» деколонизации (см. Национально-колониальный вопрос), совершается в крайне уродливых формах, будучи направлено в сторону развития в колониальных странах лишь таких отраслей хозяйства, которые могут поставлять империалистическим государствам нужное им сырье, продовольствие и пр. Происходящие при этом рост торгового земледелия и специализация с.-х. районов лишь в незначительной мере способствуют созданию внутреннего рынка.

Докапиталистические формы эксплуатации систематически консервируются и укрепляются империализмом в крупном плантационном и мелкокрестьянском хозяйстве, они проникают и на современные фабрично-заводские предприятия. Так, в Южно-Африканском союзе, Кении, Родезии колонизаторы заставляют негров работать на плантациях, рудниках, вводя с этой целью высокие налоги (в Кении, напр., для оплаты налогов необходимо проработать на плантации 4 месяца), а нередко—и методами прямого административного принуждения, чрезвычайно распространенной системы договорного закабаления коронного населения на различные сроки—от шести месяцев до двух—трех лет, мало отличающейся от рабства.

Та же система существует и в Бельгийском Конго, в англ. Сьерра-Леоне, в Британской Гвинее, в различных африканских К. Франции и Португалии, не говоря уже о зависимых странах Латинской Америки; на плантациях мате в Бразилии и Парагвае, на сахарных плантациях Тукумана (Аргентина), на плантациях Американского бананового треста в Центральной Америке и Колумбии царит полурабство индейского населения со всеми аксессуарами (как охота с собаками на бежавших с плантаций индейцев), напоминающими худшие времена рабства. В наиболее важных для империализма колониальных и полуколониальных странах Востока (Индия, Китай, Индонезия) преобладает, однако, не плантационное, а мелкокрестьянское хозяйство.

Далеко зашедшая концентрация земельной собственности в руках помещиков, ростовщиков и торговцев сочетается здесь с дробным землепользованием, имеющим тенденцию ко все большему измельчанию, с высоким насыщением сельского хозяйства рабочей силой, вследствие недостаточного развития капитализма, перенаселения деревни и архаичности земельной техники. Здесь царит помещик, который обычно, но ведет самостоятельного хозяйства, а предпочитает сдавать землю обезземеленным крестьянам на началах голодной, продовольственной и нр. аренды, и ростовщик, который забирает львиную долю не только прибавочного, но и необходимого продукта крестьян.

В Бенгалии, например, помещик удерживает половину урожая, причем крестьяне обязаны очищать леса помещика, определенное число дней в году работать на пашне, в огородах, очищать водохранилища и т. д.

 В Китае арендная плата доходит до 70% сбора.

В Египте далеко зашедшее обезземеление крестьян привело к распространению отработочной аренды и системы «рабочих арендаторов», получающих от помещиков, кроме земли, инвентарь, семена и аванс до жатвы и отдающих помещику от 1до 0/9„ урожая. Широкое применение получила в колониях система паразитической субаренды, связанная с развитием торгово-ростовщич. капитала; денежные накопления здесь направляются преимущественно на приобретение титулов земельной собственности, а не на ведение хозяйства на земле.

Массовое обнищание крестьянства вследствие все усиливающейся беспощадной империалистической и феодально-крепостнической эксплуатации служит богатым источником для бурно развивающегося ростовщического капитала. В Пенджабе (Индия) с.-х. задолженность крестьян с 1891 по 1922 возросла в 5 раз, составив в 1922 900 млн. рупий. В 1930 она выросла уже до 2.700 млн. рупий, увеличившись за 8 лет в три раза. В Индонезии ростовщический процент доходит до -20О—400, в Китае—до 300 в год. В Палестине 100—120% в год—повсеместно распространенное явление.

Экспроприация земли в пользу ростовщиков

Экспроприация земли в пользу ростовщиков в Индии приняла настолько стремительный характер (например, с 1930 ио 1932, только за два года экономического кризиса, размеры земли, попавшей в руки ростовщиков в рисовых районах Бирмы, увеличились на 140%), что известный буржуазный индийский экономист Мукерджи должен был заявить: «Это обстоятельство сопряжено со значительнейшими опасностями для социального организма и по всей вероятности в ближайшем будущем приведет к социальной революции, если она своевременно не будет приостановлена».

Даже в крупной обрабатывающей промышленности Колоний, где, казалось бы, должны господствовать чисто каниталистическне отношения, рабочий зачастую попадает в сети ростовщиков. В индийских хлопчатобумаяшых предприятиях «мукадам» (мастер) отбирает добрую часть заработка рабочих (в большинстве—односельчан) в виде компенсации за «протекцию», оказываемую при поступлении на фабрику (обычно рабочий не в состоянии внести мастеру аванс при поступлении и получает от него «ссуду», которую никогда не может выплатить). На китайских фабричных предприятиях и в горной промышленности сплошь и рядом налицо прямое или замаскированное долговое рабство.

Хищнические методы обработки земли в соединении с гнетом империализма, крепостника-помещика и торгово-ростовщического капитала приводят к тому, что деревня воспроизводит с каждым годом в расширенном масштабе пауперов, излишних людей в с.-х. производство. Хилая промышленность в городах, связанная по рукам и ногам ограниченностью внутреннего рынка, конкуренцией иностранных товаров, отсутствием дешевого кредита и т. д., в состоянии предоставить работу лишь ничтожной части резервной армии, выталкиваемой ходом капиталистического развития из обнищавшей и голодающей деревни.

Масса полностью и частично экспроприированного населения вынуждена влачить жалкое существование в деревне, разделяя эту участь с сотнями тысяч ремесленников, выбрасываемых в деревню из неуклонно вымирающих средних и мелких городов, некогда цветущих центров прославленных индийских мануфактур и ремесел. В Индии (в нзвестпой мере также и в Китае) процент населения, живущего в деревнях, .из десятилетия в десятилетие почти стабилен: в 1891 он составлял 90,5, а в 1931—89,0. Особенно ухудшилось положение колониальных народов в годы мирового экономического кризиса (1929—34).

 Прежде всего бремя платежей n пользу метрополий стало невыносимым.

Так в 1930 по займам и пенсиям Индонезия выплатила голландской метрополии 152 млн. гульденов, а в 1933—уже 192 млн. гульденов. Так как экспортные цены упали за этот период в 2 раза, масса стоимости, выжатая метрополией из Колоний по займам и пенсиям, возросла в 2′ раза и достигла ок. 40% стоимости экспорта (тогда как в 1913 она составляла 13% стоимости экспорта). Равным образом и Англия в 1933 выжала из имперских займов на 60% больше стоимости, или неоплаченного труда, чем в 1929.

Такое усиление налогового гнета при резком падении денежного дохода крестьянского хозяйства еще более, чем раньше, закабалило его ростовщику, торговцу, помещику, способствуя вместе с тем укреплению и расширению таких докапиталистических форм эксплуатации, как распространение и усиление отработочной ренты в пользу помещиков и государства, переход в ряде стран от денежной к натуральной ренте и переход к натуральной зарплате. Деградация сельского х-ва и ограбление производительных сил земли, нищета, невежество, одичание, физическое и духовное вырождение—таковы последствия капиталистического гнета для колониальных народов.